Мы угадываем и третий, самый суровый тип посмертных оценок великого поэта; очевидно, именно к этому времени относятся некоторые беседы Пущина с Иваном Горбачевским, о чем уже говорилось в предшествующей главе.
Исходной точкой разговора были как раз письма Жуковского, Даля, Спасского о предсмертном примирении Пушкина с царем. В этом член Общества соединенных славян видел подтверждение прежних скептических мнений о Пушкине Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина (впрочем, и Пущина - одного из наиболее почитаемых людей - Горбачевский не считал достаточно последовательным революционером: «Способен ли он кверху дном все переворотить? Нет и нет, - ему надобны революции деланные, чтоб были на розовой воде») 3
.Пущин, видимо, не позволял обвинениям Горбачевского перейти известную грань, но кое с чем из его критики соглашался; отзвук этого согласия мы находим в письме, пошедшем три года спустя к Ивану Малиновскому. «Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России, хотя не всем его стихам поклоняюсь; ты догадываешься, про что
1
Пущин; с. 87.2
ЛН, т. 58, с. 163.3
И. И. Горбачевский. Записки. Письма, с. 175.193
я хочу сказать; он минутно забывал свое назначение и все это после нашей разлуки…» 1
И все же Иван Пущин
И тут же, сразу, заметим и другое. Мы привели несколько примеров, безусловно, происходивших разговоров, в ходе которых Пущину приходилось объяснять, рассказывать о поэте товарищам по заключению.
Прибавим к этим разговорам обсуждение вопроса с самым близким ему человеком - Иваном Якушкиным, с которым оказался вместе и на Ялуторовском поселении; прибавим последнюю встречу Пущина с Кюхельбекером и вообразим пушкинскую часть их разговора; рассудив обо всем этом, поймем, почему Пущин, писавший свои мемуары в 1858 году, то есть много лет спустя, так живо представил прошедшее.
Важнейшими для этой версии датами был 1828 (Александрина Муравьева, передающая стихи Пушкина)
1
Пущин, с. 152.2
ЦГАОР, ф. 1705, оп. 1, № 10, л. 367. Письмо Я. Д. Казимирского Пущину от 29 марта 1858 г. (из Омска), где, между прочим, имеются такие строки: «Я купил Пушкина и 7-й том, маленький, но интересный. Вспоминаю письма его, которые Вы мне читали, и убеждаюсь, наконец, что Пушкин был великий поэт и самый пустой человек! - grace! grace. Наконец даю ее ‹пощаду› Вам, прижимая Вас к сердцу и бросая перо».194
и 1837 год - смерть поэта, а в связи с этим споры о Пушкине и тайном обществе; даже композиция основной части пущинских «Записок…» строится на мотиве 1837 года: Пущин после Лицея чуть не принимает поэта в тайный союз - дальнейшее сложное развитие их отношений вследствие этого факта - арест Пущина, как члена тайного общества, и жизнь в Сибири - Пушкин вне общества, поэтому остается на свободе - гибнет «не иссушив могучего таланта»
Сложившаяся довольно крепкая пущинская версия могла бы «окаменеть», а затем исчезнуть вместе с автором. Впрочем, едва выйдя на поселение (1839 год), Пущин посылает через П. П. Ершова и публикует в «Современнике» (1841) стихотворение «Мой первый друг, мой друг бесценный…». Вспомним, что потаенный портфель с лицейскими стихами и документами именно в это время, очевидно, с ведома самого Ивана Ивановича перемещается к одному из самых близких друзей погибшего поэта - Петру Вяземскому.
Однако эти попытки сохранения пушкинского наследия могли и не иметь продолжения, если бы в 1850-х годах новые события не повлияли на судьбу уже рассказанных, но еще не записанных воспоминаний «первого, бесценного друга» поэта.