Пушкин и Грибоедов

По всей вероятности, на содержание замысла построения романа в двенадцати главах проливают свет известные воспоминания М. В. Юзефовича, восходящие к беседам Пушкина летом 1829 года. По этим сведениям, Онегин попадал в число декабристов или (логичнее не «или», а вследствие чего, ссыльным) погибал на Кавказе175; предпочтительнее видеть тут не два варианта судьбы героя, а два этапа одного.

Есть основательное подкрепление этой гипотезы. 16 сентября 1827 года Алексей Вульф, тригорский и тверской знакомый Пушкина, делает в дневнике запись о том, как он накануне, 15 сентября, был на обеде у Пушкина в Михайловском. После обеда играли на бильярде. Вульф записывает бесценное суждение Пушкина: «Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря»176. Роман в стихах не исчерпывал интереса поэта к декабристской теме, но нет сомнений, что здесь эта тема была неминуемой. В свете записи Вульфа можно относиться как к факту, что осенью 1827 года у Пушкина был замысел «Онегина» в двенадцати главах с включением в сюжет романа декабрьских событий.

У нас уже был повод упомянуть о том, что на вопрос, можно ли писать «об 14-м декабря», Пушкин получил прямой ответ в сенате на допросе об авторстве стихов на 14 декабря: последовал строжайший запрет выпускать на публику стихи, не пропущенные цензурой. Так что первоначальный замысел концовки романа мог быть реализован только в случае амнистии декабристам и снятия запрета с декабристской темы. Такого милосердного акта Пушкин страстно желал, надеялся на его принятие, но – не дождался. Роман не мог зависать без окончания неопределенно долго. Пришлось искать приемлемое окончание.

4

У меня нет намерения возрождать догмы советского времени (равно как нет и предубеждения против дельных наблюдений только потому, что они сделаны в советское время). В наше время отношение к революциям приобрело негативный характер в широком диапазоне от скептицизма до резкого неприятия, так что и порицающие оценки движения декабристов сейчас не новость. В ходу мысли о том, каких потрясений России удалось избежать благодаря тому, что Пестеля не допустили до государственного управления.

Я не вхожу в оценку декабризма как явления, мне интересно только отношение Пушкина к его участникам, а оно устойчиво. Историческая оценка?

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

(«Наш скорбный труд не пропадет» – поддержал это утверждение в ответном послании Александр Одоевский, задушевный друг Грибоедова. Будем надеяться, что в отдаленной перспективе это не померкнет. Прогноз на ближайшую перспективу («Мечи скуем мы из цепей…») оказался не реальным.

Поэт умеет отличать поправимое от непоправимого: «надеюсь на коронацию: повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна» (Вяземскому, 14 августа 1826 года). В итоговом «Памятнике» в число своих заслуг, обеспечивающих ему долгую память в народе, поэт включает: «милость падшим призывал». Это о чем? О том, что всеми силами до конца ратовал за амнистию каторжникам.

Ныне стало модным писать о благодеяниях царей. Вот и тут. Ну, смутьянов – в Сибирь, зато поэту простили его «нехорошие» стихи и высказывания, вернули из затянувшейся ссылки. Правда, тут же (в попутный подарок?) запретили чтения «Бориса Годунова». А еще (в проверку, насколько исправился?) дали поручение написать записку о народном воспитании. Бенкендорф комментировал царское поручение: «…вам предоставляется совершенная и полная свобода, когда и как представить ваши мысли и соображения»; но особо подчеркивалось: вы же «на опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания». Каково: «совершенная и полная свобода» – осудить «пагубные последствия»… Это ли не прямое издевательство?

А что Пушкин? Выделю неделовую деталь. Когда поэт называет каторжников друзьями, братьями, товарищами, он делает это в письме к близкому другу, Вяземскому; все естественно, доверительно. Но та же фраза – в тексте для царя! «Вероятно, братья, друзья, товарищи погибших успокоятся временем и размышлением, поймут необходимость и простят оной в душе своей». Текст перевернут. Теперь эта фраза о тех, кто здесь. Но ведь это значимо! Участников движения правительство распределило по разрядам и соответственно наказало. Проблема исчерпана? Ничуть, считает поэт, ибо дело в идеях. У пострадавших есть родные и близкие (т. е., можно предполагать, уцелевшие единомышленники). Какая дерзость: только как надежда (без гарантии, что будет реализована) высказывается предположение, что будет прощена жестокость приговора! Поэт уповает на благоразумие уцелевших, но и умению рассуждать надобно учить, а это как раз сфера воспитания и образования. Установка царя примитивна: служить и не рассуждать. Так что записка поэта удостоилась фраз казенного одобрения, а замечаниями ему по сути «вымыли голову».