Читаем Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности полностью

Данный подход может осуществляться в жанре эмоционального и непременно псевдоаналитического повествования, отождествляющего авторскую индивидуальность с реакциями на конкретные, обязательно драматические эмпирико-житейские сюжеты, что, как и в первом случае, приводит к нивелировке самой идеи творческого процесса. В результате вместо исследования художественного мира предлагается очередной вариант ущербной социологической публицистики с акцентом на гипертрофированных эмоциях.

Джульетта и крыжовник

Школа, вузы, теоретики культуры до сих пор не имеют новой концепции, например реализма. Ее необходимость продиктована хотя бы тем обстоятельством, что учителя, излагая вопрос о периодизации классической культуры, пользуются ленинскими спекуляциями о трех этапах освободительной борьбы, конечно же замалчивая первоисточник.

Еще одна ошибка, перенесенная из советских времен в современный курс преподавания литературы в школе и вузе, заключается в том, что все писатели и их герои подаются как борцы с дурным и гадким режимом. И Пушкин, и Ахматова. По отдельности и коллективно. Сегодня нужно понять, что идея борьбы противоречит общей идеологии российской государственности. А вот школа по своей инерционности и наивности выступает в качестве детонатора настроений, которые обществу не нужны.

Школе необходимо осознать, что литература не сводима к сугубо прикладным задачам (тем более государством не сформулированным), она есть сфера самостоятельной мысли художника о себе, о себе в мире, и прежде всего, о попытках через творчество прийти к миру в себе. А уже потом произведение обретает социально-документальный характер и философско-эстетический резонанс.

Школа должна упрочить человека в мысли, что литература дает образцы для подражания даже в тех ситуациях, которые, кажется, не нуждаются в образцах для подражания. Литература предлагает богатейшие варианты для самоидентификации. Мечтаешь любить – люби, как Джульетта, стань любимой, как Клеопатра, бери от жизни все, как Фальстаф, борись, как Генрих V. Хочешь крыжовника со своего огорода – создай огород. Выбирай. Твори.

Школа должна привить мысль, что читательское усердие себя окупает, книга делает жизнь богаче и разнообразнее той, которую каждый из нас построил бы своим умом. В хороших книжках есть величайший потенциал. Они предлагают нам жанр, композицию, философский синтез. Ежедневность – это только завязка чего-то грандиозного. Там, где большинство людей выдыхается, Сервантес или Пушкин только начинают разогреваться. Марафонскую дистанцию жизни каждый бежит в одиночестве. Сервантес и Пушкин – это всегда действующие тренеры. Они бегут чуть впереди каждого из нас.

Наше время возлагает на молодых учителей миссию первопроходцев, поскольку старшее поколение не обладает опытом существования и выстраивания отношений с классикой в новом мире, в котором еще отсутствует социальное моделирование, программирование поведения, адекватного реальности.

Проблема актуализации классического слова не может инерционно осуществляться за счет стилизации, подражания или взволнованного пересказа заданной темы. Обязательно титанически глубокой и душераздирающей.

В результате создается впечатление, что продвижение классики вроде бы и идет, и почти успешно, и даже совсем так, как хотелось бы. Это очень обманчивая интонация, более характерная для школьного утренника, а не для нашей классики.

Не совсем понятно, для кого нужна подобная реклама классического наследия. Видимо, прав Эпикур, который говорил: «Счастливо прожил жизнь тот человек, который хорошо спрятался». Вот мы и прячемся за культурой, бравурно выступаем на конференциях, вдалбливаем понятие о нравственности на скучных лекциях (что-то среднее между придыхательным комментированным чтением и говорением на языке ризом и симулякров), призывая слушателей медитировать, сконцентрировавшись на томике Пушкина.

Профессор словесности Ирина Мурзак предельно трезво размышляет по вопросу обращения школы и вуза к современности: «Сегодня специальная информация (пусть не историко-литературная, но та, которая изменяет сознание людей и, соответственно, их представления о культурном процессе) в корне меняется каждые 4–8 лет. Дипломы устаревают уже на момент их получения. Почему же в нас так сильна убежденность, что концепция творчества Пушкина, рожденная 50–100 лет назад, до сих пор задорно дышит?

Отчего не применить для анализа системы образов и мифов, окружающих школьника, дополнительные системы фокусировки – рассматривать и изучать масс-медийный контекст существования его самого в социальной системе. Школьники смотрят фильмы, читают книги, чем-то увлекаются, о чем-то мечтают. И так далее. Так вот, все это не находит отражения в школьном и вузовском курсах преподавания литературы и в широком смысле – культуры.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже