Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Наиболее полемический характер носит та часть пушкинской статьи, которая описывает последний период жизни Радищева, захватывая конец павловского — начало александровского царствований. Именно в это время суждения Радищева более, чем когда-либо, потеряли свою теоретическую отстраненность и стали живыми факторами русской общественной жизни, совпадая по некоторым пунктам с декларациями самого правительства[541].

Смиренный опытностию и годами, он ‹Радищев› даже переменил образ мыслей, ознаменовавший его бурную и кичливую молодость ‹…› Увлеченный однажды львиным ревом колоссального Мирабо, он уже не хотел сделаться поклонником Робеспьера, этого сентиментального тигра (XII, 34).

Здесь многое вызывает вопросы. И прежде всего — что именно имел в виду Пушкин, утверждая, что в александровское царствование Радищев «переменил свой образ мыслей» (несмотря на то что утверждение это имело несомненную автобиографическую подоплеку)?

Очерчивая границы источников, способных определить подобное отношение Пушкина к Радищеву, в первую очередь хотелось бы упомянуть о сведениях, полученных Пушкиным от человека державинского круга.

Соотнесение имени Радищева с именем Мирабо связано с Державиным, которому современники приписывали следующую эпиграмму на автора «Путешествия…»:

Езда твоя в Москву со истинною сходна, / Некстати лишь смела, дерзка и сумасбродна: / Я слышу на коней ямщик кричит: вирь! вирь! / Знать, русский Мирабо, поехал ты в Сибирь[542].

Державин упоминается и в окончательном тексте статьи («Как иначе объяснить его ‹Радищева› беспечную и странную мысль разослать книгу ко всем знакомым, между прочим к Державину, которого поставил он в затруднительное положение»), и в предварительных набросках к ней («Дмитриев у Державина слышит от Козодавлева о „Путешествии“. Державин доносит о нем Зубову»).

Упоминание о последнем эпизоде свидетельствует о том, что Пушкин был в курсе слухов о неблаговидном якобы поведении Державина в деле Радищева, которые активно муссировались в обществе не только в период самого процесса, но и позже, в начале александровского царствования[543].

Заметим, что в окончательный текст статьи эпизод, связанный с Державиным, не вошел. Думается, что произошло это не оттого, что Пушкин усомнился в его достоверности. Напротив, в архиве Воронцовых, к которому Пушкин имел доступ, поэт мог найти документы, подтверждающие сложный характер поведения Державина[544].

В этой связи крайне важным представляется наблюдение В. А. Западова о том, что наибольшее распространение слухи об участии Державина в деле Радищева получили в 1802–1805 годах, в самый разгар полемики по крестьянскому вопросу, в ходе которой столкнулись позиции всех «персонажей» пушкинской статьи: Державина, бывшего в начале александровского царствования министром юстиции, О. П. Козодавлева, крупного правительственного чиновника, впоследствии министра внутренних дел, государственного канцлера, А. Р. Воронцова и, конечно, Радищева, стоявшего у истоков этой полемики.

В марте 1802 года А. Р. Воронцов, как считают многие исследователи, вместе с Радищевым или, по крайней мере, не без его участия поставил на обсуждение в Государственном совете проект закона, запрещающего продавать крестьян без земли[545].

В «Путешествии…» (гл. «Городня») Радищев подробно описывает положение несчастных крестьян, проданных в рекруты корыстолюбивым помещиком. Сама возможность такого бесчестного торга была обусловлена правом продавать крестьян «на вывоз», то есть без земли (именно так покупал «мертвые души» Чичиков).

Участие Радищева в подготовке правительственных реформ 1801–1802 годов весьма вероятно, причем не только в рамках работы Комиссии по составлению нового Уложения. Сын Радищева Павел Александрович утверждал, что в последние месяцы своей жизни писатель работал над обширным законопроектом, переданным впоследствии В. Н. Каразину[546].

В. Н. Каразин — заметная фигура первых лет александровского царствования[547], поэтому его утверждение, что он «имеет некоторое влияние при дворе и доступ к одной высокой особе»[548], соответствует истине.

Однако у нас нет свидетельств того, что император Александр I получил законопроект Радищева от Каразина или каким-то другим образом. Если, конечно, не считать таким свидетельством пушкинскую статью: