Как министр юстиции, Державин задерживал обсуждение нового законопроекта, что в конце концов стоило ему министерского портфеля.
Парадокс ситуации заключался в том, что Державин осмыслял свое поведение как гражданское (так смотрела на Державина и дворянская оппозиция), а Радищев оказывался в правительственном лагере.
Противостояние Державин — Радищев было осознано современниками, что проявилось, например, в творчестве поэта-радищевца И. П. Пнина, в его оде «Человек» (1805)[554]
.Атмосфера начала александровского царствования с ее бурными спорами по крестьянскому вопросу была хорошо известна Пушкину. Одним из главных информантов поэта в этой сфере стал Николай Иванович Тургенев — не просто решительный противник крепостного права, но и сторонник отмены «хамства» сверху, так как декабрист не верил в то, что дворянство согласится добровольно расстаться с «правом» владеть крепостными душами. Такая позиция имела свою отчетливую специфику на фоне позиции, например, П. А. Вяземского и других радикально настроенных дворян, полагавших, что крепостное право — несомненно зло, но необходимо, чтобы помещики сами отказались от владения крепостными, — правительство не имеет права их заставлять[555]
.Влияние Н. Тургенева на Пушкина в области освоения творческого наследия Радищева — тема, требующая специального рассмотрения. Давно отмечена тесная духовная связь декабриста с Пушкиным в то время, когда он писал оду «Вольность» (1817), отчетливо ориентированную на одноименную оду Радищева. Несомненно, что и пушкинские строки «Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный, / И рабство, падшее по манию царя» («Деревня», 1819) также написаны под воздействием Тургенева.
В начале 1820 года Тургенев принял участие в обсуждении нового проекта закона, запрещающего продавать крестьян без земли. Как и в начале века, законопроект столкнулся с сильной дворянской оппозицией. Теперь ее возглавил адмирал А. С. Шишков, претендовавший на роль не только литературного, но и политического наследника Державина.
Для Шишкова вопрос о праве дворян владеть крепостными лежал исключительно в идеологической плоскости, в его решении адмирал не руководствовался никакими практическими соображениями, так как не пользовался доходами со своих имений[556]
.Общение Пушкина с Николаем Тургеневым падает на конец 1810-х годов, когда идейная позиция поэта была иной, чем в тридцатые годы, во время работы над циклом статей «‹Путешествие из Москвы в Петербург›» и очерком «Александр Радищев». Однако и в тридцатые годы Пушкин встречался с человеком, который имел непосредственное отношение к общественной борьбе начала александровского царствования. Мы имеем в виду M. М. Сперанского. Дневниковая запись Пушкина от 25 марта 1834 года свидетельствует о том, что темой их бесед была деятельность комиссии по составлению законов, членом которой являлся Радищев.
1834 год — время работы Пушкина над «‹Путешествием из Москвы в Петербург›», где полемика с Радищевым занимает заметное место. Однако если Сперанский и давал Пушкину какие-либо исторические сведения, то вряд ли он определял пушкинские оценки, так как являлся одним из активнейших проводников правительственной политики по крестьянскому вопросу как в начале века, так и в тридцатые годы. Сперанский, несомненно, сочувствовал Радищеву и был одним из тех, кто способствовал включению его в Комиссию по составлению законов.
Среди тех же, кто определял пушкинское отношение к Радищеву в тридцатые годы, едва ли не главное место занимал H. М. Карамзин, чьи слова: «Il ne faut pas qu’un honnête homme mérite d’être pendu» («Не следует, чтобы честный человек заслуживал повешения». —
Идейное противостояние Карамзина и Радищева подробно освещено в ряде исследовательских работ[557]
.Карамзин — активный участник общественной борьбы начала александровского царствования, один из идейных вождей дворянской оппозиции. С начала 1802 года, то есть с того времени, когда в Государственном совете началось обсуждение законопроекта Воронцова о запрещении продавать крестьян без земли, с чем и стали связывать возможность крестьянских волнений, а сторонники реформы были объявлены «якобинской шайкой», журнал «Вестник Европы» Карамзина поместил ряд статей из иностранной жизни в параллель русским событиям.
О том, знал или не знал Пушкин об этих публикациях, можно только предполагать, однако он, несомненно, был знаком с документом, в котором историк явно выразил свое неодобрение правительственным реформам начала 1800-х годов. Мы имеем в виду «Записку о древней и новой России» Карамзина (1811).