Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Отмеченное Пушкиным сходство между сном Сарданапала и гравюрой как будто бы исчерпывается сходством в изображении царицы Семирамиды и императрицы Екатерины. Остается неясным, что имел в виду Пушкин, утверждая, что «в лице Нимврода изобразил он (Байрон. — И. Н.) Петра Великого». В тексте сна у Байрона Нимврод изображен как

…какая-то мрачная, высокомерная фигура с мертвенным лицом (я не мог узнать, а между тем, я ее где-то видел, хоть и не знаю где). Черты ее лица были, как у великана; глаза, — неподвижны, но светились. Длинные кудри спускались на его широкую спину, над которой возвышался огромный колчан стрел, окрыленных огромными перьями, торчавшими меж его змееобразных волос[317].

За уточнением смысла пушкинского высказывания следует обратиться к тексту драмы Байрона.

Имя Нимврода встречается здесь очень часто. Он называется героем, великим охотником, основателем династии, строителем Вавилона. И при том, что он не действующее лицо и появляется только во сне главного героя, Нимврод становится постоянным антиподом молодого царя Сарданапала, изнеженного и пассивного. При этом Сарданапал у Байрона не женоподобный тиран, как в Diodorus Siculus (Bibliothecae Historicae, lib. ii, p. 78, sq., ed. 1604), а человек, сознательно удалившийся от власти, потому что ему чуждо всякое насилие. Он мечтает оставить трон и удалиться на необитаемый остров со своей единственной возлюбленной, гречанкой Миррой, ради которой он оставил жену. Сатрапы и начальники войска, недовольные его отказом от государственных дел, составляют против него заговор. Узнав о заговоре, он прощает заговорщиков. Когда же все-таки мятеж поднимается, Сарданапал ведет себя мужественно, облачается в латы и сам ведет в битву верные ему войска. Великие предки, Нимврод и Семирамида, являются ему во сне накануне решающего сражения. Увы, битву Сарданапал проигрывает, поскольку, на его беду, начинает сбываться древнее пророчество о том, что его царство падет, когда река Евфрат, на которой стоит великая столица Ниневия, выйдет из берегов. Так и происходит, и царство его гибнет в стихии воды. И тогда со словами, что «волны не подданные царя, их нельзя простить или с ними совладать»[318], Сарданапал решает покончить жизнь самоубийством, что и осуществляет посредством самосожжения. Вместе с ним добровольно идет на смерть гречанка Мирра.

Действия Сарданапала постоянно противопоставляются тому, как на его месте поступил бы его великий предок Нимврод. И если про Нимврода Пушкин говорит, что «в его лице Байрон изобразил Петра Великого», если Семирамиду не прямо, но совершенно определенно Пушкин соотносит с Екатериной, то очевидным делается и то, о чем Пушкин прямо не говорит, но имеет в виду: в образе Сарданапала, внука мужеубийцы Семирамиды и правнука Нимврода, Байрон выводит своего современника, императора Александра. Тем более что изложенные выше черты характера Сарданапала и сюжетная канва драмы дают основания для подобного сближения. И никаким иным образом, кроме иносказательного, Пушкин не смог бы связать имена Екатерины и Александра с именами Семирамиды и Сарданапала, героев богопротивной, воспевающей самоубийство драмы Байрона.

Сразу отметим, что эта параллель не отмечена ни современниками Байрона, ни его комментаторами. Никто, кроме Пушкина, не увидел в Нимвроде Петра Великого, а в Семирамиде — Екатерину. При том, что, как показал в фундаментальном исследовании, посвященном русским интересам Байрона, М. П. Алексеев, это были действительно обширные и глубокие интересы, и что у Байрона были источники сведений о русской жизни и о личности императора Александра, которые делают возможным присутствие русской темы в «Сарданапале» со всеми выделенными выше деталями[319]. Вместе с тем, сам М. П. Алексеев, затронувший пушкинскую заметку о Байроне в своей работе, никак не прокомментировал содержащее, на наш взгляд, проблему пушкинское высказывание о том, что «в лице Нимврода изобразил он (Байрон. — И. Н.) Петра Великого».

Размышляя о том, имела ли место русская тема в драме Байрона «Сарданапал» или же она присутствовала только в творческом воображении Пушкина, нужно учитывать, что русский поэт смотрел на нее из 1827 года, тогда как писалась она в 1821 году, когда петербургское наводнение и Декабрьское восстание — события, «до странности» сближающие сюжет «Сарданапала» с русской историей, — еще не произошли.