Пушкин, помоги!

Другой известный персонаж романа – это Недотыкомка. Этим словом ругался Лев Троцкий, этим словом можете обругать кого-нибудь и вы. Главное, что вас и сегодня поймут. Но Недотыкомка – это не просто ругательство, а персонаж, которого вот уже более ста лет каждый читатель разгадывает по-своему.

Это странное существо появляется в 12-й главе романа, когда Передонов и его сожительница Варвара проводят освящение новой квартиры: «Во время молебна запах ладана, кружа ему голову, вызвал в нём смутное настроение, похожее на молитвенное. Одно странное обстоятельство смутило его. Откуда-то прибежала удивительная тварь неопределённых очертаний, – маленькая, серая, юркая недотыкомка. Она посмеивалась, и дрожала, и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивал к ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкап, а через минуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась, – серая, безликая, юркая».

Что же это такое? У меня есть два объяснения. Первое чисто физиологическое. Например, Владимир Набоков страдал одним неприятным расстройством – деструкцией стекловидного тела. В «Других берегах» Набоков пишет об этом так: «Я всегда был подвержен чему-то вроде лёгких, но неизлечимых, галлюцинаций. Одни из них слуховые, другие зрительные, а проку от них нет никакого… Не говорю я и о так называемых muscae volitantes[33] – тенях микроскопических пылинок в стеклянистой жидкости глаза, которые проплывают прозрачными узелками наискось по зрительному полю, и опять начинают с того же угла, если перемигнёшь…»

Второе объяснение психологическое. Недотыкомка – это психическая энергия, с которой не может совладать герой. Вам, думаю, это состояние тоже знакомо. В современном языке есть очень удачное слово «бесит». Мы часто употребляем, его оторвав от религиозного контекста. Когда мы говорим «с утра меня прям всё бесит», то вряд ли хотим сказать, что с утра чувствуем себя одержимыми бесами. Конечно, нет. Гениальность Сологуба в том, что он смог увидеть, как эта психическая энергия, оторванная от старых культурных норм и кодов, оказалась в свободном состоянии. Она как шаровая молния – сгусток чистой психической энергии.

За несколько лет до написания «Мелкого беса» Сологуб напишет стихотворение «Недотыкомка серая», в котором обрисует её – с «коварной улыбкою», «присядкою зыбкою». И будет молить о том, чтобы она умерла вместе с ним. Но Недотыкомка – это совсем не чёрт, являвшийся Ивану Карамазову в «Бесах» Достоевского. Недотыкомка это, как шутят сегодня, чёрт с Алиэкспресса.

Если говорить о «Мелком бесе» в религиозном ключе, то в самом названии романа можно увидеть, что его «бес» далеко не из дантовского ада. В католичестве есть развитая демонология. Бесы носят имена, вроде Вельзевул, Бегемот, Асмодей. В православии же такой демонологии нет, но есть неформальное деление на бесов «по крупности». Они как куриные яйца, которые можно разделить по специальной маркировке: большой бес, средний бес, мелкий бес. Кроме того, выбор в названии именно слова «мелкий» невероятно лексически точен. Ведь автор мог назвать книгу «Маленький бес», «Малый» или даже «Мелкотравчатый». Но он выбрал слово «мелкий». Автор словно говорит с интонацией пожилого человека: «Эх, раньше и бесы-то были крупней!» Так и школьная программа официально делит русскую литературу на «золотой» и «серебряный» века. Таким образом, очевидно, что «Бесы» Достоевского из века «золотого», а Сологуба – «серебряного». Были бесы большие, стали – мелкие.

Мы давно живём в концепции постоянно ухудшающегося мира, где с каждым годом качество смыслов всё хуже и мельче. Персонажи «Мелкого беса» оказались в мире, где Бог и «большие бесы», то есть большие смыслы, деградировали. Нет церкви как авторитетного института, нет и альтернативной системы ценностей. Герои сталкиваются с тем, что их психическая энергия не находит себе ни выхода, ни применения. Поэтому они с каждой страницей множат безысходность.

Драматургию романа можно описать простой схемой: сначала было обыкновенно, потом стало похуже, потом – плохо, затем ещё хуже, а в конце – всё просто ужасно. Судите сами, роман начинается со слов «После праздничной обедни прихожане расходились по домам». Заканчивается словами «Передонов сидел понуро и бормотал что-то несвязное и бессмысленное». Легко подсчитать, что в романе слово «бормотал» используется сорок один раз! Ещё чаще используются слова «глупый» и «весёлый»[34]. Поэтому финальная сцена книги выглядит такой закономерной. В ней сходятся веселье и глупость – это маскарад в общественном собрании, где Передонов, сходя с ума, устраивает пожар. И вновь триггером к его безумию послужил Саша Пыльников, которого подруги переодели гейшей. Безумная толпа пытается снять с него маску, подозревая, что это «актриса Каштанова», которая «чужого мужа отбила». Короче говоря, на маскараде происходит сцена в духе дневного телешоу. Все кричат, дерутся и хотят убить трансвестита. В этот момент Передонову является Недотыкомка, которая заставляет его поджечь здание. Так начинается пожар.