Пушкин, помоги!

Это напоминает ещё один известный психологический тест, когда вас просят назвать первую ассоциацию со словами «поэт», «инструмент», «фрукт». Ответы, как правило, такие: Пушкин, молоток, яблоко.

В тесте Ахматовой Пушкина не было, потому что в пару к нему вообще некого поставить. Это некий стержень русской жизни. Поэтому, говоря про Мандельштама, что у него «идеальная биография», она, конечно, имела в виду, что биография у него как у Пушкина.

Итак, запоминайте, что нужно для идеальной биографии:

1) Период изгнания;

2) Конфликт с властью;

3) Насильственная смерть.

Всё это было у Пушкина, а в XX веке повторилось у Мандельштама. У других же поэтов всегда чего-то не хватает. Так у Маяковского не было изгнания, но были конфликты с властью и смерть от собственной руки. У Бродского было изгнание, конфликт с властью, но умер он в собственной постели. У Пастернака был конфликт с властью, но изгнания из страны или насильственной смерти не было[41]. У Михаила Кузмина не было вообще ничего, кроме гомосексуальности.

Жестокая истина такова, что поэту нужны изгнание, скандал, смерть. Ну и ещё, само собой, нужно быть гением. Такая мелочь! Однако одной лишь гениальности недостаточно. История жизни пишется в том числе собственным телом – тем, где оно находится и как страдает. Ахматова сделала «биографию тела» важнейшей частью «биографии текста». Теперь важно не только то, что поэт написал, но как, когда и где.

А что в самой ахматовской биографии? Однажды она спросила у Фаины Раневской: «Скажите, Фаина, зачем понадобилось всем танкам проехать по грудной клетке старой женщины?» В её собственной биографии был конфликт с властью, но не было изгнания, да и умерла она тоже в собственной постели. Но Ахматовой удалось создать свой миф собственными руками. И внелитературные факторы – важнейшая часть этого мифа[42]. Внешне мы запомнили её всегда молодой и стройной красавицей с портрета Амедео Модильяни или Натана Альтмана.

Анна Андреевна прожила семьдесят шесть лет, но помним-то мы её всегда молодой. Помним как «вдову Гумилёва», с которым она развелась. Мы помним то, что нам завещано помнить. Чтобы убедиться в этом, стоит взглянуть на памятник Ахматовой и Гумилёвым, установленный в Бежецке (Тверская область). Его автор Андрей Ковальчук показывает нам довольно необычное сочетание фигур. Молодую Ахматову, которая сидит рядом с мужем и сыном. Муж изображён в виде головы на постаменте, а сын – фигурой во весь рост. При этом сын выглядит старше матери и отца. Можно посчитать это ошибкой скульптора, но, как говорится, «это не баг, а фича» – не ошибка, а особенность. Именно так Ахматова и завещала нам помнить себя и свою семью. Она молодая, муж – всему голова, сын – мудрый старик.

Вторую половину своей долгой жизни Анна Андреевна создавала собственную каноническую биографию, писала историю поэзии XX века и утверждала в ней гениев. Все помнят её фразу о Бродском: «Какую биографию делают нашему рыжему!» Ахматова была блестящим литературным продюсером и активно участвовала в создании биографий.

В её собственной биографии не хватило одной важной детали, бриллианта в её «короне» – это Нобелевской премии. Как недавно стало известно, в 1965 году Ахматову номинировали на эту премию, но в том году её получил Михаил Шолохов. Годом позже Ахматова умерла, а премию дают только живым…

В 1958 году эту премию получил Пастернак. Лидия Чуковская вспоминала слова Ахматовой об этом: «Добрая старушка Москва изобрела, будто шведский король прислал нашему правительству телеграмму с просьбой не отнимать у Пастернака “поместье Переделкино”. Вздор, конечно. Но если это правда, то он не король, а хам: где он был, когда меня выселяли из Шереметевского дома? – Она даже порозовела от негодования. – Не сказал ни словечка! А ведь по сравнению с тем, что делали со мною и с Зощенко, история Бориса – бой бабочек! “А по сравнению с тем, что сделали с Мандельштамом или с Митей, история Ахматовой и Зощенко – бой бабочек”, – подумала я».

Вся история русской поэзии XX века предстаёт таким «боем бабочек», каждая из которых сегодня для нас одинаково прекрасна и важна. Может быть, мой страх перед самой Ахматовой – это страх поранить бабочку.

Помню, в школе, в старших классах, мы учили на выбор стихи авторов серебряного века. Я выбрал тогда фрагмент из «Поэмы без героя». И, выйдя к доске, читал знаменитые строки: «Эта женщина больна, эта женщина одна». Запнулся, забыл продолжение. И вдруг продолжил: «Сильная женщина плачет у окна…» Так вдруг ахматовский стих ворвался в современность – в песню Аллы Пугачёвой.

Я хочу закончить рассказом о том, как сама Ахматова и её «гениальные мальчики» отразились в современной российской популярной культуре[43]. Буквально по одному примеру о каждом: Ахматова, Мандельштам, Кузмин, Маяковский, Бродский. Мне кажется важным показать, как творчество этих людей перешагнуло пределы жизни, книг и времени.

Ахматова