Весной 1958-го вместе с балетной труппой театра «Гранд-Опера» Серж Лифарь должен был прилететь на гастроли в Москву. И уже послана была им телеграмма министру культуры СССР: «В день моего приезда в Москву был бы счастлив передать в Кремле некоторые драгоценные предметы русской культуры, относящиеся к Пушкину». Среди пушкинских реликвий, предназначенных в дар России, был и миниатюрный портрет поэта!
Но знаменитому танцовщику и балетмейстеру Сержу Лифарю советское посольство в Париже во въездной визе отказало.
В 1986-м Сергей Михайлович Лифарь скончался в Швейцарии, и вдова коллекционера стала наследницей всех реликвий – эпистолярных, библиографических, живописных, связанных с именем Пушкина.
Графиня Алефельд отнюдь не пылала той же страстью к русскому гению, как ее покойный супруг, но зато прекрасно понимала цену всех оставленных им сокровищ. С письмами поэта она с легкостью рассталась за миллион долларов (в 1988-м через аукцион «Сотбис» их выкупил Советский фонд культуры), а портретные миниатюры Пушкина и родителей его жены графиня продала иному владельцу, гражданину Швейцарии.
Парные портреты-медальоны супругов Гончаровых работы художника Е. Вуальтье (Voiltier), как полагают историки искусства, – поздние копии с известных миниатюр из Полотняного Завода, сделанные весьма профессионально на кости в конце XIX или в начале XX века. Но слишком уж отличаются они от оригиналов, если согласиться с подобной версией. (Подлинные же портреты-миниатюры Н.А. и Н.И. Гончаровых до недавнего времени хранились у их далекой наследницы, москвички Натальи Глебовны Гончаровой.)
Прекрасной даме с длинным романтическим локоном со временем суждено будет обратиться в капризную и деспотичную «маменьку Карса», а молодому красавцу с томным поэтическим взглядом – в больного, умственно исступленного и жалкого в своем одиночестве отца большого семейства.
Лишь Александр Пушкин – вне времени, судьба так и не позволит ему состариться. Его портрет и есть самая большая загадка. Написан ли он был при жизни поэта или то поздняя работа неизвестного художника – вот главный вопрос, что занимал маститых искусствоведов и музейщиков, призванных на него ответить.
Сомнения вызывают изображенные на миниатюре сюртук и галстук Александра Сергеевича: в 1820—1830-х годах сюртуки такого покроя уже не носили и галстуки так не повязывали. А Пушкин, хоть франтом и не был, но моде всегда следовал.
Итак, миниатюра с портретом поэта. Она оказалась в Париже и (счастливый случай!) попала в руки Сержа Лифаря. Вслед за другим великим собирателем пушкинианы, парижанином А.Ф. Отто-Онегиным, он с полным на то правом мог бы воскликнуть: «Тень Пушкина меня усыновила!»
«Однажды какой-то русский беженец принес… и продал за малую цену маленький портрет Пушкина. Не зная, чьей он работы, я бросился к А.Н. Бенуа. Без колебания А.Н. определил, что это миниатюра Тропинина», – так вспоминал Лифарь. К слову сказать, авторство Василия Тропинина опровергают ныне все исследователи, хотя сам портрет поэта и написан под впечатлением знаменитого тропининского.
Впервые фамильные реликвии Пушкиных-Гончаровых из коллекции Лифаря были представлены широкой публике на знаменитой парижской выставке «Пушкин и его эпоха» в 1937-м и вызвали там самый живой интерес.
…Явление швейцарского Пушкина в Москве. А ведь по легенде, прочно соединенной с миниатюрным портретом поэта (или не легенде?), Пушкин перед свадьбой подарил его Натали. Косвенные подтверждения тому и рамка старинной работы, обрамляющая медальон, и любопытное изображение на обороте портрета – змея, свернувшаяся в кольцо и кусающая свой хвост (древний символ любви, памяти, вечности) и надпись золотом: «Amour».
В фамильной галерее Пушкиных-Гончаровых из Швейцарии недостает лишь портрета Натали. Но это и доказательство, пусть не прямое, ведь и невеста могла подарить жениху свое прелестное изображение, что неведомая миниатюра всё же была!
Вспомним и редкостное свидетельство старой казачки Арины Бунтовой из Бердской слободы: Пушкин показывал ей портрет красавицы-жены. Именно оно дарит надежду на будущие открытия.
Германия
«Под небом Шиллера и Гёте»
Профессор немецкой словесности Фридрих Гауеншильд был явно не в духе:
– Господин Пушкин! – обратился он к одному из учеников. – Какое невнимание! С огорчением вижу, как вы упорствуете в равнодушии к моему предмету. Ваши познания в немецком – весьма посредственные!»
Вряд ли кудрявый лицеист потупил взор, скорее раздражение Гауеншильда его позабавило: и учитель не был любим им, да и к немецкому языку не испытывал он никакого пиетета.