Пушкин – Тайная любовь

В семействе с одиннадцатью детьми у Александра Михайловича еще недавно было аж пятеро девочек. Злая дифтерия только-только унесла младшенькую, Софью, которой не исполнилось еще и двух лет. А средненьким, Александре с Татьяной, на тот момент – по 10–11; старшеньким, Варваре с Любовью, – тоже всего-то по 14–15 лет. Опасаться отцу их пока вроде бы и нечего. Весьма сомнительно, чтобы даже в такой глухой тверской провинции девочки-подростки в короткий срок смогли плениться 27-летним мужчиной далеко не самой прекрасной наружности. Даже если отец к этому времени и успел познакомить их с какими-то образцами его гениального поэтического творчества. Уж если и могли в ту пору в кого влюбиться бакунинские дочери, то, пожалуй, в самого ходатайствующего за Пушкина их родственника Алексея Вульфа. Впрочем, что за дело и самому Пушкину до сопливых еще прямухинских девчонок?

Не похоже, чтобы у начитанного и по его поэзии судя не занудного Александра Михайловича Бакунина не было чувства юмора. К тому же в отмеченное многими касавшимися Пушкина ссорами и сплетнями его доссылочное время Бакунин в Петербурге не жил. Откуда тогда у него в дополнение к вульфовской приятельской иронии подтверждающие ее обоснованность сведения о реальной скандальной «донжуанской» славе поэта? Понятно, что от петербурженки любимой племянницы. Ну не хотела гордая Екатерина, чтобы Пушкин увидел ее, в свое время, по сути, отказавшую ему в руке, в жалком поставантюрном состоянии!

Отрешенно-печальное лицо Екатерины с горькими складками у рта и устремленными к небу безучастными, погасшими, выплаканными глазами запечатлел на ее портрете 1826 года ее «штатный» художник Петр Федорович Соколов. Вероятно, Екатерине Павловне пришлось-таки в теплый сезон этого года по своим надобностям побывать в Петербурге – навестить мать, похлопотать перед великой княгиней Александрой и ее готовящимся венчаться на царство супругом Николаем о назначении на придворную должность для продолжения службы.

На честном соколовском портрете исхудавшие, как бы вытянувшиеся от переживаний лицо и шея Екатерины, болезненная краснота вокруг ее глаз и все еще багрововатый от прилива крови оттенок кожи резко контрастируют с пышностью модного берета, украшенного «мишурой» – наивно-розовыми с позолотой по краям лентами и белоснежными кружевами.

На шее нашей девушки – широкий розовый палантин, предназначенный для отвлечения взгляда от тонкой корявой полоски травмированной кожи у подбородка. Наряд не траурный. Платье – зеленое. Значит, идет весна 1826 года. Благодетельница Екатерины императрица Елизавета Алексеевна, ушедшая в мир иной 4 мая, еще жива и находится в Таганроге, куда заехала с императором Александром перед его кончиной, а недавно пережитое горе у позирующей художнику отставной ее фрейлины Бакуниной – глубоко личное, не касающееся ни страны ни двора.

В общем видок у нашей девушки в несчастном для нее 1826 году не ахти. Может, именно от этого не хотела показываться Пушкину? Или все же опасалась, что, как тогда, в мае 1817-го, он если не «уболтает» ее, то совершит еще что-нибудь шокирующее, вследствие чего ей придется сожалеть о своей еще одной минутной слабости, печалиться еще об одном моменте своей оскорбленной гордости? А у нее сейчас и без того бед – полный комплект, с которым финансово несостоятельному Пушкину при всем его желании не справиться.

П.Ф. Соколов, Портрет Е.П. Бакуниной 1826[118]

Екатерина по-прежнему не хочет за Пушкина замуж. Она ждет гарантированного ей императрицей Елизаветой Алексеевной приглашения в свиту ее преемницы. После сентябрьской коронации царя Николая грядет пересмотр дворцового штатного расписания, вследствие чего супруга царя будет иметь возможность получить в наследство от своей предшественницы ценную и для нее фрейлину Екатерину Бакунину. И позовет ее к себе на высокую должность и хороший оклад. Что, надо заметить, к началу 1827 года и последовало.