Отказом Александра Михайловича Бакунина от дома Пушкин очень расстроен. Все старые и новые его знакомые отмечают, что к концу 1826 года его эйфории уже как не бывало. Ее сменили меланхолия и тоска. К нему вернулось ссылочное ощущение безысходности и одиночества – только теперь не в михайловской «пустыне», а в толпе. Мчался в Михайловское, как отписывает князю Вяземскому 9 ноября, со светлыми мыслями
Глава 16. «Как обольщу ее надменный ум»
Если заглядывать в пушкинскую душу очень глубоко, то разве что ему одному и по силам было мириться с непомерной гордынюшкой своей второй половинки в образе реальной женщины Екатерины Бакуниной. Поэт – человек особенный. Он просто нуждается в отрицательных эмоциях – раздумьях, переживаниях, даже страданиях. Когда же разнообразные жизненные трагедии не возникают перед его глазами, так сказать, естественным образом, он бывает вынужден устраивать их сам. А это выводит из равновесия, нарушает творческий процесс. Гениальный поэт Пушкин интуитивно понимает, что умеющая интеллектуально, грамотно разыгрывать «трагедии» в жизни буквально из ничего – типа как, на его взгляд, из его молодой наглости или своей собственной девичьей чести – Екатерина была бы для него самой лучшею половинкой.
Ему кажется, что об этом не может не догадываться и все его с нею окружение. И, рассказывая около 7 ноября 1825 года в письме тому же князю Петру Вяземскому о своем только что написанном «Борисе Годунове»
, Пушкин мысль своего служащего в Варшаве и потому особенно неравнодушного к полькам приятеля заранее пускает в ложном направлении. В отношении прообраза своей героини Марины Мнишек отсылает князя к тезке своей любимой девушки Бакуниной – их общей знакомой «бой-бабе» Екатерине Раевской:Пусть, мол, Петр Андреевич распространяет в свете это его «признание». А на самом деле в ночной сцене у фонтана в своей стихотворной исторической драме «Борис Годунов» на месте надменной панны Марины Мнишек рядом со своим Самозванцем Пушкин видел, конечно же, собственную гордячку-возлюбленную Екатерину. Трагический, огорченный, надо полагать, не только былым пушкинским нахальством, но и теперешним вероломством своего несостоявшегося жениха Волкова простоволосый профиль Бакуниной он нарисовал в рукописи еще самой первой сцены своей исторической драмы.
ПД 835, л. 45 об.
Где всем народом уговаривают Годунова сесть на российский трон, а он от этой чести, в соответствии с принятым тогда ритуалом, отказывается. Образ Екатерины мелькнул в уме поэта тогда, возможно, по ассоциации с создаваемым им образом сестры будущего царя. Текст на предыдущем, 45-м листе рукописи заканчивался как раз на упоминающих о ней строках:
Печалящаяся
о своей участи все еще незамужняя (монахиня!) царица пушкинской души Бакунина по-прежнему «тверда» и «неумолима» по отношению к самому поэту. Через несколько страниц его уже давно венчанный на царство Борис Годунов, в свою очередь, будет печалиться о себе по поводу молвы (читай: мнения о самом Пушкине – Бакуниной), приписывающей одному ему множество творившихся в его царствование злодейств: