Пушкин – Тайная любовь

Что, собственно, он может предложить фрейлине двора Екатерине Бакуниной, кроме своих любви и страсти, прошедших через испытания долговременными разлуками? «Бесстыдными приапами» и сейчас, судя по рисунку в сюите на листе 12 ПД 835, полна его курчавая голова. Но что – к ним в придачу? А потому и сам он, с юности стоящий перед этой своей пассией в просительной, виноватой позе, на рисунке собственной рукой зачеркнут, затушеван ироничной скорописью слова «женихъ» на лице и груди персонажа. В крае широкого отворота халата, в который его персонаж облачен, для верности он еще и «вырезал» собственный инициал – прописную букву «П».

Центральный фрагмент ПД 835, л. 12

То есть он четко осознает собственные «минусы» в сравнении с мужчинами, которых его любимая девушка для своих «авантюр» выбирает. Изображает себя рядом с нею маленьким, мелким: как ни крути, а не только ростом непоправимо ниже на голову, но и возрастом на четыре года младше нее. В «демократическом» халате: в глазах авторитетного для его девушки и ее матери царского двора по убеждениям – безнадежный либералист. В широких брюках и обуви, но в представлении Екатерины и ее окружения все равно – голый и босой. То есть не обладает сколь-нибудь значительным состоянием, рассчитывает только на свои нерегулярно пополняющие кошелек гонорары. Что ж, таким способом до него, действительно, не жил семьей еще ни один русский писатель…

У дублированной в правой части этого же листа 12 ПД 835 фигурки телесно и душевно страдающей в Прямухине Бакуниной – масса мелких особенностей. На первый взгляд, наша «уходящая девушка» явно опустила руки. Если судить по складкам пышнейших белоснежных рукавов ее платья, то даже не руки, а лебединые или ангельские крылья. По цепляющейся за пол, волочащейся правой ножке, должно полагать, в нынешнем состоянии хандры и апатии плетется по жизни кое-как – нога за ногу. То есть потеряла к происходящему вокруг нее всякий интерес. Что ж, по пусть и жесткому пушкинскому определению, финал для затеянной ею самой нереальной для воплощения амурной истории с князем Уманским вполне закономерный – правильный.

Правый фрагмент ПД 835, л.12

Правый фрагмент ПД 835, л.12

О том, что Екатерина осмыслила свои ошибки, свидетельствуют нарисованные Пушкиным три разной величины навесные замка на ее голове. На самый крупный заперта в ней теперь навязчивая идея самоубийства. На другой, помельче – идея выйти замуж непременно за вельможу. Мысли о множестве пухлых пачекденег на голове Екатерины сместились уже далеко на затылок. И огромный карман с левой – «неправильной» – стороны ее платья теперь полностью зашит через верх грубыми стежками крест-накрест: на бесплодных мечтах о браке по расчету поставлен жирный крест.

Третий замок в голове Бакуниной запирает ее обиды на не достойных ее страданий людей – бывших ее подлых женихов Волкова и Уманского. У макушки нашей героини – то есть по-прежнему в центре ее внимания – остается только символизирующий мужчину-Пушкина чайник: в душе Екатерины все еще «кипит» на него, как он объяснил это в рисунке прямо словами, «гнѢвъ за 25 Мая» [1817 года]. Он успел лично убедиться в этом во время конфиденциального разговора с Екатериной в конце мая 1828 года: видел, как этот давний «гнѢвъ», записывает он теперь на ее затылке, «…вогналъ ея въ краску».

О том, что Екатерина потихоньку начинает все же выздоравливать, выходить из своей «онегинской» хандры, свидетельствуют спадающие бинты, во время болезни перематывавшие ее поврежденную тонким корсетным шнурком шею. На них Пушкин фиксирует собственное алиби: «Я не виновенъ въ ея попыткѢ самоубiйства въ ТоржкѢ 25 Декабря». С левого – «неправильного» – плеча Бакуниной валятся нарядные коробочки, баночки и флакончики – средства макияжа, которым Екатерина, на взгляд Пушкина, в последние годы в целях привлечения богатых женихов явно злоупотребляла.

Подол юбки нашей девушки, конечно, остается надорванным, но – на правой стороне юбки: для Пушкина это, как уже отмечалось, – вовсе не дефект, а результат его собственных стараний. Талия же его пассии теперь показательно, прямо поверх платья, затянута корсетом. Едва не лишивший Екатерину жизни шнурок от него, демонстративно завязанный на бантик с правой же – «правильной» – стороны ее талии, обрел, наконец, свое первоначальное «мирное» предназначение. Пушкин, кажется, даже восхищается, гордится жизнестойкостью, способностью своей пассии к восстановлению после такой серьезной встряски. В строчке букв на ее спине он, в молодости сделавший ей свою болезненную и очень эффективную для него самого «прививку» от любых подобного рода неприятностей с Екатериной, крупно заявляет о своих правах: «Я мужъ ея».