Пушкин – Тайная любовь

Почему он так и не закончил свой «деревенский» эпистолярный роман? Бросается в глаза, что бакунинский злодей Владимир Волков в своем романном тезке – поклоннике Лизы Владимире – получался у него каким-то слишком умным и недостаточно «злым». Вина Волкова перед Екатериной в глазах Пушкина, по его здравом размышлении над ее чудовищным поступком – покушением на собственную жизнь, ничтожна. Всего лишь измена! Тем более что Бакунина с Волковым в то время еще и не были женаты.

Второй кандидат в супруги Екатерины, князь Уманский, по рассуждению «остывшего» от первой реакции на попытку бакунинского суицида Пушкина, тоже перед его пассией не очень-то и виноват. Получив как бы взгляд на свои намерения со стороны, удостоверился в своей догадке о в большей мере корыстном интересе к нему своей молодой невесты – и, не вступая с нею в более близкие отношения, честно отказался от ее руки. А главное – оба эти поклонника Екатерины действовали тогда, получается, в пользу самого Пушкина. Хоть это ему и не помогло добиться любви его просто болезненно гордой, не дающей воли своему сердцу девушки…

И в 1830 году Пушкина все еще не оставляет желание съездить со своими тайными намерениями на Украину: пишет своему «шефу» А.Х. Бенкендорфу так и не удовлетворенное прошение отпустить его в гости к Николаю Раевскому-младшему – в Полтаву. И в рукописи только что законченной им связанной с чувствами к Екатерине Бакуниной «Барышни-крестьянки» остались его, как считают ученые Пушкинского Дома, «пробы пера», а на самом деле – пометки, связанные с размышлениями на все ту же бакунинско-уманскую тему:

ПД 999, л. 9

ПД 999, л. 9

В широком пробеле между строк, как видим, есть надписанные уже другими чернилами первые буквы и фамилии Бакуниной, и названия Царского (Села), где императрицына часть двора обычно проводит по полгода и где Пушкин несколько последних лет подряд планирует 25 мая «невзначай» встретиться с Екатериной. И чуть поодаль – как бы несколько позже, уже по итогам встречи со своей девушкой и непременно в официальном статусе ее жениха – из года в год перекладывающийся им визит к князю Уманскому в его украинскую Умань…

Глава 15. Исцеление от иллюзий

Пушкин за Екатерину переживает прямо как за себя самого. Представляя свою черноглазую Бакунину цыганкой Земфирой в поэме «Цыганы», написанной после первой еще «авантюры» своей пассии, ярко иллюстрирует дикость, губительность неограниченной свободы как для самой женщины, так и для окружающих ее людей. Цивилизованный человек, он жестоко ревнует, и, подобно своему Алеко, в душе, кажется, готов едва ли не убить за эту «авантюру» не только своего соперника, но и саму Екатерину.

От злых чувств пытается избавляться через сцены, которые разворачивает в шестой главе «Евгения Онегина». Пишет ее летом 1826 года в Михайловском параллельно с пятой – с Татьяной и Ленским «квалифицированно» делится собственным опытом ревности. В науке считается, правда, что такой опыт у него накопился в особенно большом количестве в 1823 году в бурных отношениях с супругой одесского негоцианта Амалией Ризнич. Известие о смерти ее в Италии к нему пришло, как явствует из его шифрованной записи в рукописи пятой главы, 25 июля – через день после известия о казни декабристов.

Он оценивает свое оставленное впоследствии в черновиках 1823 года душевное состояние нынешнего лета так:

XV

Да, да, ведь ревности припадка —
Болезнь, так точно как чума,
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер
Иль шею склонит под топор. (VI, 611)

На то, что нынешний приступ ревности адресован все же не Ризнич, а Бакуниной, косвенно указывает следующая строфа, словом «миг» дешифрующая вторую половинку образа Татьяны – погибшую отчасти по пушкинской вине Жозефину Вельо:

XVI