Пуская мыльные пузыри

В один момент улыбка сменилась плаксивой мордашкой трехлетнего мальчика, уронившего любимую игрушку, пытавшегося поймать ее, споткнувшегося обо что-то и упавшего на пол, приземлившись к холодным доскам не чем иным, как мордашкой.

– Любовь Григорьевна… Вы простите, что я… ну, что я… ну, я… я рассказал, что… ну, что…

Голос куда-то пропал, сделался совсем тихим и смятым. Денис даже побоялся, что Любовь Григорьевна не услышала, и придется повторить.

– Ничего страшного, Денис, я уже знаю. И я понимаю: ты хотел как лучше. И это… печалит меня больше всего, но не будем о грустном.

Чувство вины, что гложило мальчика последние четыре дня, как рукой сняло.

Они спустились. Любовь Григорьевна бойко стучала каблуками, можно сказать, даже топала по подгнившему деревянному настилу. Дениска заметил легкую одышку у нее. Железная дверь завизжала.

На улице шел дождь, хотя не так – для этого природного явления писатели, филологи, лингвисты или просто мудрые люди подобрали более точное слово – «моросило».

Любочка была готова к июльской жаре, к лютой зиме, но моросящая осень вызывала в ней отчаяние. Она была неуверенной женщиной, боящейся показаться глупой. Когда моросило, она выходила из-под козырька подъезда, доходила, не раскрывая зонта, до арки дома, там замечала, что все прохожие открыли свои зонты, сворачивала налево, открывая зонтик (она ненавидела это дело почти так же, как закрывать мокрый зонт), проходила до ближайшей дороги (машины всегда обливали ей чулки), у светофора она понимала, что все уже закрыли зонты, поспешно складывала свой и прятала его полой плаща, ведь нет ничего глупее, чем идти под дождем (пускай и моросящим) с закрытым зонтом. А еще она не умела аккуратно складывать зонт, она вымокала при этом занятии так, будто всю дорогу шла без злополучного аксессуара.

– Любовь Григорьевна, у вас есть зонтик? – спросил Дениска, заметив нерешительность замеревшей под козырьком женщины.

– Д-да, конечно.

Она поспешно, но без особой радости, достала зонт из сумки. Раскрыла.

Дениска, захотев поиграть в джентльмена, схватил зонт, но оказался неджентльменского роста и окончательно испортил прическу Любочке, зацепившись за нее спицами и вытянув три пряди.

– А куда это ты в такую погоду без зонта? – полюбопытствовала Любочка, заботливо отводя зонт влево (теперь его несла она), подставляя под плевки дождя праву руку, часть шеи и сумочку. Дениска по-джентельменски поднялся на носки и толкнул зонт вправо от себя, снова зацепив спицами клок Любочкиных волос.

– К Ваське Пеплу, он в гости пригласил, до самого вечера, а может и до ночи, если спящим притворюсь, – он расплылся в хитрой улыбке.

– Ваське Пеплу? – удивилась Любочка. – Странное прозвище для мальчика. Ты знаешь, что есть такой персонаж у Горького? Он вор, дважды сидел в тюрьме, живет в ночлежке, да и конец его истории оставляет желать лучшего…

– А почему?

– Потому что он – герой русской классики, а в ней ничто хорошо не кончается. Ты хоть представляешь, сколько я перечитала сочинений на темы: «Почему Такой-то умер так-то?»; «Почему Такой-то покончил с собой?»; «Как считаете, зачем автор так детально описывает сцену гибели Такого-то?»; «Как смерть Такого-то повиляла на судьбы других героев?» и так далее. Это, Дениска, классика русской литературы.

– Жуть!

– И не говори. Ну ладно, мне здесь налево. Или хочешь, могу проводить тебя? – она тряхнула легонько зонтом, с купола его посыпались мелкие капли.

– Не, мне тут недалеко, спасибо. Хороших каникул, Любовь Григорьевна!

– И тебе!

Ее слов мальчик уже не слышал, он с диким воем выпрыгнул под дождь и побежал по лужам к старому красному дому у аптеки. Любочка подождала, потом пошла домой. Она улыбалась.

***

Еще на лестнице Любочка услышала: где-то звонил телефон. За два пролета до двери своей квартирки Люба поняла, что звонил именно ее телефон. На него тявкала Буба.

Бубочка не любила оставаться дома одна. Собачка боялась пролетающих за окном птиц. Боялась голосов соседей. Бубочка была очень трусливым шпицем, хотя старательно скрывала это от хозяйки. Когда слышался скрежет в замочной скважине, хитрая собачка пряталась под шкаф, когда дверь отворялась, до носика Бубы доносился знакомый запах приторно-сладких духов хозяйки, а до ушей – знакомый голос, она выпрыгивала из-под шкафа и старательно тявкала на дверь, мол, смотри, мама, какой я страж! Люба всегда делала вид, что верит в неумелую игру пушистого актера.

Телефон продолжал звонить. Любочке казалось, что она собственными ушами слышит недовольство соседей, ведь было довольно поздно.

Она торопилась, дважды выронила ключи. Открыла. Буба сначала принюхалась, узнала хозяйку и начала лаять. Она для этого даже отвлеклась от визжащего телефона.

– Да иду я, иду, я, – бормотала Люба то сердито, то извиняясь. Как будто ее слова мог слышать человек по ту сторону провода, находясь, возможно, на другом конце города.

– Алло? – несколько настороженно отозвалась Люба в холодную трубку.

Она не любила говорить по телефону.