— Он дал мне час. Только час! А ведь мне приходилось подбирать слова, чтобы никто вокруг не понял, о чем я говорю. Я попросил хотя бы двенадцать. Мне надо было заняться похоронами. Еще полицейское дознание… Этот инспектор стоял позади меня, он молчал, но я-то видел, что ему не терпится. У него хватило такта не поторапливать меня, но…
Мне показалось, что я узнал здание телекомпании Западного побережья, но я все еще сомневался. Слушать рассказ Картера было неприятно. Смятая визитная карточка лежала рядом с лакированным ботинком банкира.
— Тогда он сказал, что согласен на полтора. И мне снова пришлось торговаться. Я видел, как на меня смотрел инспектор. Он решил, что я что-то покупаю или продаю на бирже. Не знаю, что он обо мне подумал… В конце концов, этот человек согласился на пять часов. Тогда было около семи, и он сказал, что позвонит после двенадцати. Боже…
— Срок истечет через пятнадцать минут, — голос Франсуаз оставался деловым и уверенным в себе. Уж она-то понимает по часам и умеет считать.
— Полагаете, вы сможете обеспечить безопасность вашей семьи? — спросил я.
Человек над камином пристально смотрел на меня. Создавалось ощущение, что он очень хотел вмешаться в разговор, но художник изобразил его губы плотно сжатыми. Сын унаследовал эту привычку.
— Я не знаю, что делать, — устало произнес банкир. — Я не могу сделать ничего. Лизы нет дома, — он махнул рукой, и на его лице отразилось страдание. — А я даже не знаю, где она. Через четырнадцать минут позвонит этот человек. Не знаю… Если бы у меня оставались силы на сострадание, то в тот момент я мог бы пожалеть его. А еще о том, что приказал снять наблюдение с Лизы Картер.
— Вы думаете, что сокровища в банковском подвале стоят жизни вашей дочери? — мой вопрос получился грубым.
Джейсон Картер, наконец, повернулся к нам. Взгляд его прозрачных холодных глаз был направлен на меня, и во второй раз я прочитал в нем детскую обиду.
— Неужели вы не понимаете, — ответил он и махнул рукой.
У него не было сил объяснять.
В небоскребе, на который я смотрел, погасло несколько окон. Я уже не был уверен, что это Западная телевизионная компания. Подумав еще немного, я пришел к выводу, что мне на это наплевать.
— Чего мы не понимаем, мистер Картер? — Франсуаз слегка подалась вперед. Она очень хороша в такой позе, но в тот момент мне было наплевать и на это. Банкир не повернулся к ней.
— Я хорошо знаю вашего отца, — произнес он, обращаясь только ко мне. — И он знает меня. Поэтому я думал, что вы поймете. Мисс Дюпон — нет, но вы…
Возможно, в тот момент я должен был встать и ободряюще похлопать его по плечу. В конце концов, несколько часов назад убили его брата. Но мне не хотелось ободрять Джейсона Картера.
— Я понимаю, — ответил я. — Я все понимаю.
Серые глаза Франсуаз обернулись ко мне, я продолжал:
— Я слишком хорошо знаю таких людей, как вы, мистер Картер, — в моем голосе не было сочувствия, и я знал, что на следующий день пожалею о своей черствости. — Недавно я разговаривал с одним человеком. Он никогда не был по-настоящему богат.
Банкир смотрел на меня без всякого интереса. Я бросил взгляд на часы, оставалось еще минут десять. Я не спешил.
— Он рассуждал о том, чем станет заниматься человек, у которого много денег. Очень много. Много настолько, что можно купить абсолютно все. Повторю, сам он никогда не был даже состоятельным. Но ему нравится думать о том, что когда-нибудь он станет миллионером.
И он сказал мне — если у тебя куча долларов, то тебе остается только одно. Произведения искусства, редкие драгоценные камни, древние реликвии. Все то, что есть только у тебя, и нет ни у кого другого. Знаете, этот человек действительно верит в то, что говорил.
Я улыбнулся.
— Вы богаты, мистер Картер. А я хорошо знаю, что на самом деле чувствует человек, когда у него очень много денег. Ему не нужны ни картины, ни драгоценности, ни реликвии исчезнувших цивилизаций. Ему нужны только деньги — еще денег, много денег, в два раза больше, в три, в четыре. Нет предела, до которого можно бы было дойти и на этом остановиться. Особенно для человека вроде вас. Поэтому я знаю, что вам не нужны эти вещи сами по себе.
Странное дело! На протяжении всего разговора я вел себя с ним жестко, порой даже жестоко. Франсуаз наверняка заявит потом, что мое поведение было хамским. Но в тот момент в прозрачных глазах старого банкира я прочел признательность. И я знал, что не заслужил бы эту благодарность никакими словами соболезнования.
— Только в дешевых шпионских историях миллионеры развязывают мировые войны во имя нескольких древних безделушек, — сказал я. — В жизни все обстоит гораздо проще. Что это было, мистер Картер? Долг чести? Ответная любезность? Что именно?
Острая нижняя челюсть банкира медленно отворилась, его голос звучал еще глуше, чем несколько минут до этого.
— Эти вещи были переданы мне на сохранение, — ответил он. — На сохранение.
Я кивнул. Именно такого ответа я и ждал.