Мужчина постучал по нижней губе указательным пальцем.
– Боюсь, кое-что из этого придётся проверить. Вы можете назвать мне имя вашего куратора в военно-морской разведке?
Она поджала губы. За кого он её принимает? Она и так уже сказала слишком много.
– Могу. Но не стану.
Он ухмыльнулся:
– У Херша слабость к femmes fatales[116]
.«Этот человек и половины не знает», – подумала она.
– Я свяжусь с ним. Можно ли как-то подтвердить вашу личность?
Их взгляды встретились, и казалось, что прошло много минут, прежде чем она проговорила:
– Скажите ему, чтоб не занимался любовью, когда в комнате Руди. Это очень отвлекает.
– Руди?
– Его шнауцер. Лает в самые неподходящие моменты.
Мужчина кивнул, отчасти покоробленный такой прямотой. Что за подготовка включала соблазнение агентесс? Или, может, всё происходило наоборот.
– Вы действительно весьма замечательная женщина. Я постараюсь получить подтверждение как можно скорее. Пока что… – Он огляделся и сморщил нос. – Попытайтесь устроиться поудобнее. Вам что-нибудь принести?
Она отвлеклась, рассматривая что-то на окне.
– Простите?
– Вам что-нибудь принести?
– Я уже довольно давно ничего не ела.
– Посмотрю, нельзя ли что-нибудь прислать.
– Спасибо.
Как только он ушёл, она принялась работать над окном.
Ватсон сидел на скамье сада за стеной, позволяя низкому вечернему солнцу согревать лицо. Ему хотелось бы согреть кости, которые как будто остыли навсегда. У него всё болело. Напряжение нескольких дней в Элведене взимало свою плату: ледяная вода, адские внутренности танка и самоубийство молодого человека прямо перед ним – человека, который собирался напоить его ядом, свести с ума и тем самым ещё сильней запутать ситуацию, как напомнил себе Ватсон. Слава богу, он позаботился о том, чтобы инженер не смог попасть в две другие машины без сопровождения, иначе он мог бы их тоже отравить.
Ватсон слышал, как плывёт над полигоном с траншеями шум сухопутных кораблей, – их «даймлеровские» двигатели рычали, протестовали и иногда глохли. Кашляли и захлёбывались, когда их безуспешно пытались завести. Но это теперь не его забота. Он не сомневался, что среди экипажей больше не будет безумия, – по крайней мере, такого. Однако ужасные условия повлияют на тех, кто пребывал во чреве чудовищ, другим образом. Он по-прежнему собирался подать тот рапорт об условиях внутри танков, с медицинской точки зрения.
– О чём вы думаете?
Майор посмотрел на миссис Грегсон, которая протянула ему высокий стакан с чем-то напоминающим анализ мочи.
– Это что такое?
– Лекарство. Для ваших нервов. Не спрашивайте.
Он глотнул. Это был виски с имбирём. От напитка внутри разлился свет.
– Спасибо, сестра, – сказал он.
– Вы позволите?
Он подвинулся на скамье, и она села рядом. Положила поверх его руки свою – Ватсону показалось, что та была горячая, как утюг. Поколебавшись мгновение, он поставил стакан. На её губах мелькнула улыбка, пальцы сжались.
– В чём дело?
– Я за вас переживаю, – сказала миссис Грегсон.
До них докатилось эхо взрыва, и миссис Грегсон вздрогнула.
– Всё в полном порядке. Фэйрли настоял, чтобы они попытались воспроизвести военные условия, бабахнув несколько раз. – Он поглядел на тонкую струйку дыма, которая подымалась всё выше, словно в каком-то фокусе факира. – Как именно переживаете?
– Вы в зеркало смотрелись?
Он тихонько рассмеялся:
– Стараюсь этого не делать. Бритьё не в счёт.
– Вы едите?
– Аппетит, похоже, меня покинул, – признался майор. – Но, вы понимаете… – Кровь и мозги молодого человека на стене его комнаты – он перешёл в другую спальню – возвращались к Ватсону каждый раз, когда он видел перед собой полную тарелку. – Ещё слишком рано.
– Когда вы поняли наверняка, что это Кэрдью?
– Я не понял. Не наверняка. Вы могли этого не заметить, но я не гениальный детектив.
«Да ладно вам, Ватсон…»
Он проигнорировал самозванца.
– В команде всегда имелось место только для одного такого. Но я был уверен, что виновный – кто-то из вовлечённых в техническую сторону вопроса, кто-то, кто считает, что танки необходимо задержать. У меня были отпечатки обуви, но на их основании вывода не сделать. Вытертая выхлопная труба. Но, если откровенно, это было то, что американцы называют предчувствием. Холмс ненавидел предчувствия. Однако у меня не нашлось ничего получше.
– Они сработают? Эти танки? Они помогут быстрее закончить войну?
Майор пожал плечами:
– Они медленные, шумные и ненадёжные, и на них возложено ужасно много ожиданий. По правде говоря, я не знаю. Но я уже не пренебрегаю ими, как когда-то. Возможно, нужен всего один решительный прорыв, чтобы война снова выбралась из траншей. Это стоит подобных усилий. Что бы ни нарушило патовую ситуацию, оно спасёт жизни.
– А что теперь? Суинтон не позволит нам просто взять да и уйти отсюда. Не теперь, когда надвигается торжественное раскрытие машин.
Ватсон закашлялся и услышал, как что-то шумит у него в трахее. Миссис Грегсон тоже услышала, и она сжимала его руку, пока приступ не миновал.
– Нет, подозреваю, нет. Я подумываю добровольно отправиться в карантин на этот остров, Фаулнис.
– Прошу, не надо.