– «Моя» церковь была очень добра ко мне много лет. Дело не в ней, а в одной женщине, которая посещает ее и, так уж совпало, является президентом совета. Она получила то, что хотела. Что тут сказать? Молодец.
– Она выставила приход кучкой фанатиков. И, кстати, тоже никак не прокомментировала историю Марка. Только подтвердила, что да, совет попросил тебя не играть больше на мессах. Вот бред.
– Меня удивляет, что она не настояла на своем сто лет назад.
– Хен, ты должен бороться.
– Ты знаешь, что я не борец.
– Ну и что? Ты должен расчехлить пистолеты.
– И пасть за правое дело?
– Если придется.
– Дебби, спасибо тебе за заботу, но из-за этой статьи я уже потерял трех клиентов и позволить себе потерять кого-то еще не могу.
– Ты о стрижке газонов?
Я кивнул.
– Что случилось?
– Утром мне позвонили три человека и сказали, что я им больше не нужен. Что уже осень, что у них все нормально, и чтобы я больше не приходил. Обычно я работал у них до самого ноября. Ничего больше они не добавили, но причина ясна.
– Господи, Хен!
– Ну, а если я открою рот – если начну «бороться» и через газету назову мисс Стеллу занудной пиздой, которая страдает от недотраха, – то потеряю еще больше клиентов. А мне нужно думать об Иши. Мисс Стелла уже скандалила в ДСЗ насчет того, что он у меня, и прямо сейчас мне такое дерьмо ни к чему.
– Тебе не могут запретить заботиться о собственном брате.
– Могут. Вполне.
– Полный идиотизм.
– Не то слово.
– Пусть только попробуют. Этот малыш обожает тебя. Если им кажется, что в сиротском приюте ему будет лучше, то, прости мой французский, они полные мудаки.
– Все это замечательно, Дебби, но я гей, и у меня меньше прав, чем у всех остальных.
– Чушь собачья.
– Не чушь, а реальность. Я на своем горьком опыте убедился, что если лезть в кастрюлю с дерьмом, то в итоге именно ты и будешь облизывать ложку.
– Знаю, – сказала она. – Но это неправильно. И жутко несправедливо.
– О том-то и речь, разве нет?
Глава 91
Вы заварили эту кашу, не я
Сразу после пяти, когда Иши, который всю мою смену раскладывал по пакетам продукты, сел за уроки, в магазин заявилась мисс Стелла. Выцепив взглядом меня, она направилась прямиком в нашу сторону.
У работы кассира есть одна отличительная особенность: он не может покинуть свой пост. Я хотел. Уж поверьте.
Дебби за соседней кассой, оглянувшись, нахмурилась.
Ишмаэль – в очках, которые я забрал этим утром, – почувствовав мой дискомфорт, поднял глаза на меня.
– Генри, – сказала мисс Стелла, остановившись около моей кассы и коротко взглянув на Ишмаэля.
Я ничего не ответил.
– Тебе не следовало вот так полоскать грязное белье церкви, – сказала она тихо и резко.
– Прошу прощения?
– Тебе не следовало идти и жаловаться в газету.
– Мисс Стелла, я никуда не ходил.
– Но кто-то же это сделал.
– Ну, да.
– Генри, так вещи не делаются. У нас мы решаем их в частном порядке, а не полощем, как Джерри Спрингер, на публике.
– А я здесь при чем?
– Это ты рассказал им.
– Не припоминаю такого. Я помню, как Марк Фусберг заехал сюда и попросил прокомментировать эту историю, а я отказался. Конец. Уж не знаю, о чем вы, но в газету ходил кто-то другой.
– После всего, что ты сделал, ты будешь стоять здесь и врать мне в лицо? Совсем стыд потерял, Генри Гуд?
– Я не ходил в газету. И не звонил им. И не просил никого позвонить. Я не имею к этому ни малейшего отношения.
– Они выставили меня круглой дурой.
– Может, потому, что вы дура и есть?
– Прошу прощения?
– Не так давно люди, подобные вам, оправдывали цитатами из Писания рабство. Такие люди никогда не меняются, и вы тоже никогда не изменитесь.
– Я просто пытаюсь следовать учению Церкви.
– Рад за вас.
– Я поступила правильно.
– Аминь!
– Не глумись надо мной!
– Если честно, мисс Стелла, я не хочу разговаривать с вами. Так почему бы вам не уйти? Или, не знаю, идите покупайте ваши продукты, или что вы там собираетесь сделать, но только перестаньте меня донимать. Вы заварили эту кашу, не я.
– Такие, как ты, – зло сказала она и наставила на меня трясущийся палец, – всегда тянут за собой вниз и всех остальных.
– Ну, вам-то опускаться недалеко, разве нет? – отпарировал я.
– Ты в точности как мой брат Хойт, – заявила она. – Сколько раз мы возили его в Мемфис на шоковую терапию, чтобы излечить от этой… болезни. Но в итоге он все равно покончил с собой, потому что плевать он хотел на всех, кроме себя. Ему было плевать, что мы любили его и, чтобы спасти его, перепробовали все, что могли. Ему было плевать на то, что он разбил маме сердце. И уж конечно ему было плевать на меня и на все, через что я прошла ради него. И ты точно такой же – тоже со смехом катишься в ад, не замечая, что делаешь сам с собой и со своими родными. Надеюсь, ты прозреешь до того, как будет чересчур поздно.
– Могу сказать то же самое вам.
– Я, в отличие от тебя, не больна.