Пустогрань

– Я тогда была самой счастливой, наверное. И мне не приходилось думать о завтрашнем дне. Я, кажется, вообще мало о чем тогда думала, кроме того, как было бы хорошо однажды поговорить с учителем и рассказать о Зерне, о том, чего мы сможем добиться, когда он его осознает. Я все откладывала, даже не знаю почему. Потому что и так все устраивало?.. Не знаю. Я много раз задумывалась о моменте, когда почувствовала, что все началось. Даже не так, я почувствовала, что все вот-вот закончится… Однажды в среду. В понедельник он подарил мне герберы, да, была среда… Зима, лес в сизой дымке, какая бывает только ранним утром в большой мороз. И я смотрела и смотрела, как сереет небо, как просыпаются люди, как все тусклее горят фонари… И вот я заметила, наверное, краем глаза – в любой другой день не обратила бы внимания вовсе, – как кто-то наблюдает за мной. Мы жили высоко, на тринадцатом этаже, но человек внизу смотрел прямо на меня. Нет, не на наш дом, не на наш балкон, он смотрел на меня и видел меня. Высокий, худой, в черном балахоне… Он улыбался и смотрел на меня, видел меня, видел внутри меня… И я так испугалась, что чуть не упала в обморок. Знаешь ли, деточка, Охотники всегда вызывают только одну реакцию – страх. Если все, что чувствуешь, будучи рядом с человеком, который, возможно, даже и словом еще тебя не обидел, – это страх, беги от него. Высосет из тебя все без остатка!.. И мой дорогой учитель так взволновался, увидев меня, дрожащую на полу у батареи, что тут же бросился на улицу. Ведь все, что я могла выговорить тогда, что человек за окном смертельно напугал меня. Мой учитель только хотел спросить, что тому нужно, как он осмелился пугать меня! Он был такой, учитель, бесстрашный и самоотверженный…

Я долго сидела там, под окном, даже в ту секунду, когда поняла, что учитель больше не вернется, я все еще сидела и не могла пошевелиться… В дверь стучали и звонили, но я не могла открыть. Да что там открыть, мне казалось невозможным пошевелить даже пальцем или моргнуть! Я просто плакала, когда дверь взломали и в квартиру ввалились какие-то люди. Сказались полицией. Сказали, что нашли учителя. Долго допытывались, что случилось. А что я могла сказать? Что испугалась незнакомца, он бросился меня защитить… Я даже не видела, что произошло. Мне, конечно, мало кто поверил. Кроме наших, разве что. Но они так быстро разбежались. Понимаешь, я видела учителя… потом. И он был сухой и почти прозрачный. Охотник не оставил ему ничего, даже жизни. Знаешь ли, одно дело отдать добровольно, другое – оказаться один на один с жадностью Охотника… Должно быть, те Охотники хотели достать меня, но он попался им первым. И его было так много, что он смог утолить их голод, и они поленились идти за мной… А я осталась одна. С кофе, который закончился. Это было давным-давно, но я помню тот день и страх, как будто все было вчера. Да секунду назад! И я не могу представить, как так получилось, что все мы собрались в этом доме и никто не заметил, насколько фоним. Как так вышло, Тень? Почему не запретили заселение? Кто стал последней каплей в нашем спокойствии?! Наверняка кто-то из оборотней, да? Я видела их с цыганским табором у второго подъезда…

Тень пожал плечами, Муська затравленно пригубила кофе, у них не было ответов.

– Понимаешь, девочка, я должна сама увидеться с Охотником, я должна посмотреть в глаза одному из тех, кто забрал моего учителя. Я перегрызу ему глотку, сниму барьеры, выну все силы и развею ветром! Я не могу поступиться и сотой долей дара, он мне понадобится, когда я увижу их. А я их увижу. Я уже сейчас чувствую, как они принюхиваются. У них где-то здесь логово. Совсем рядом с нами. Правда, они пока не рискуют появиться в открытую… Почему, ты не знаешь? А я знаю, потому что умею все пропустить через себя. Они только одного ждут: когда найдется самая интересная для них сила, сила неизвестная, необычная, но находящаяся именно в нашем доме. И они не знают, как ее найти. Но знают кое-кого, кто сможет. Так ведь, Мариночка?

И Горгулья яростно вгляделась в Маричку. Пока говорила, она еще сохраняла спокойствие, даже ее повышенные интонации были приятны слуху, но вот этот взгляд был непереносимым: он как будто вынимал из Марички все тайны, они уходили прямо в темные глаза, впитывались в радужку, преобразовывались в ясные образы видимого прошлого… и будущего. Маричка на секунду перенеслась в другое место: черная зала высвечена редкими огнями, Маричка стоит посреди дощатой сцены, за ней колышется занавес, холодная волна воздуха дышит в спину, а где-то за стенами слышны перестук колес и гудки поезда – и она в ужасе молча наблюдает, как мороз тушит огни один за одним, он невидим, но страшен настолько, что Маричка кричит… и оказывается снова на кухне у Горгульи.

Муська и Тень склонились над ней, Горгулья откинулась на спинку стула и с любопытством рассматривала Маричку.

– Где ты побывала?