Пустогрань

Это точно девчонка! Нельзя просто так провалиться в зеркало и выскочить в мыслях Охотника, такие маршруты абы кому не даются! Как у нее это получилось? Преобразовала силу зеркала в портал? Оказывается, можно путешествовать по мыслям, вот это удача! Скакать из души в душу – это одно, а вот проникать в мысли, просто поглядев в зеркало… Но она сбежала, какова! Неужели Охотник упустит ее, упустит такой великолепный экземпляр?.. «Заманим Дракона, заманим Дракона!», а вместо наживки поймали самую крупную рыбину! Он был прав, тут даже прикосновения не нужно, чтобы понять: она – тот самый сигнал, что звал и тянул его к дому. И сила ее – та сила, которой ему не хватает. Пока не хватает… Еще немного, и расцветет, разгуляется, станет чистой, как проклятые зеркала, и вот тогда… Вот тогда он заберет ее себе! И никакие Драконы не смогу остановить его. Как он сразу ничего не разглядел? Не время было, не время. Ну а теперь пора, вот теперь точно пора возвращаться.

Глава семнадцатая Цыганские песни

Маричка медленно приходила в себя уже в ванной. Баба Зина заботливо намыливала грязные волосы, нашептывала теплые слова, смывала грязь и усталость. Словно после мучительного выздоровления все тело Марички ломило, но голова была свежей, мысли ровными, а дыхание глубоким. Ей очень хотелось открыть глаза и оказаться в своей комнате, но первое, что она увидела, когда вышла из ванной, – встревоженное лицо Василия Петровича и припрятанные любопытствующие взгляды остальных. Только Муська смотрела сочувственно и поглаживала ее по руке, подводя к дивану и усаживая. Маричка позволила себе снова закрыть глаза, чтобы вспомнить все случившееся. Венецианец похищает ее, она несколько дней проводит в подвале (почему время везде в этом доме движется по-своему?!), ей удается сбежать, но сбежать в голову Охотника, она использует Габриэлло… Йо-йо обмотан ядовитым хохотом Охотника. Он издевался, наверняка врал, она никак не могла поверить в то, что он рассказывал: она простая девочка, ну, может быть, не самая простая, чуть внимательнее остальных, она никогда и никому не причинила бы зла, а если и обидела кого-то, то только по незнанию, только по незнанию… А она ведь не знала, не знала, что умеет так себя вести, что может так себя вести! Нет, она этого не делала, это сделала вообще не она!

Василий Петрович гладил разрыдавшуюся девочку по голове, у Муськи тоже дрожали губы, баба Зина смотрела тревожно и с сочувствием, неловко перебрасывались взглядами Маячник и Марионеточник.

Тишину разрушил Ганс1236: он ввалился в комнату с подносом, уставленным бутылками с шипящим напитком, так напоминавшим ему море. Ганс протащил поднос по комнате и не без труда взгромоздил на стол, остановился и повернул голову к зареванной Маричке:

– Как ты смогла отправить Зов, ты ведь не с Гансины? Я не думал, что у тебя получится.

Маричка прерывисто вздохнула, выпуская из себя еще пузырящийся призрак слез, посмотрела на каждого из собравшихся, подолгу задерживая взгляд, пожевала губу и приподнялась. Муська тут же заботливо подсунула ей за спину подушку.

– Ты рассказывал мне, как это делать. А еще я, кажется, видела твое море и пила эту твою воду. После нее щекотно в горле, она не похожа на ту, что делают у нас…

– Да, я добавляю туда кое-что, что есть только на Гансине, мне удалось сберечь мешочек… – Ганс1236 задумчиво наклонил голову набок. – Должно быть, ты и правда умеешь больше, чем все думали.

– А что же вы думали?!

Перед глазами Марички снова всплыл обугленный остов города, и пальцы почувствовали резную прохладу зеркала. Ее вдруг захлестнула такая злость, что она отшвырнула руку Муськи, потянувшуюся было к ней. Как они могли?! Они затянули ее в эту… в эту… в авантюру, они заставили ее – не Охотник, не родители, не класснуха, – именно они заставили ее идти! Они заставили ее смотреть! И к чему это привело?! К чему это все привело?! Злые слезы снова начали душить ее, Маричка вскочила с дивана.