Пустошь, что зовется миром

– Из тебя художник получше, чем из меня, – сказала Три Саргасс голосом, напоминающим колеблющийся далекий завиток дыма в жару. Махит подумала, не искажает ли жара звук, или же у нее просто наблюдается незначительная слуховая галлюцинация. – Если они захотят говорить картинками, я дам тебе мою облачную привязку, чтобы ты могла рисовать.

– Отлично, – сказала Махит. Она не хотела начинать переговоры вслепую, когда их двоих не связывает ничего, кроме общей работы, и потому спросила: – Неужели все пустыни такие?

Пустыня действительно была прекрасна и ужасна одновременно в своем далеко растянувшемся мерцании.

Три Саргасс отрицательно покачала головой.

– Ничего подобного я не видела, – сказала она. – Пустыни, которые знаю я, – это красный камень, плато, монолиты гор, цветы. Южный континент у нас дома. Здесь перед нами песчаная пустыня. Она…

– Она вызывает у меня желание прогуляться по ней, – сказала, вернее призналась Махит. Вернее, сделала предложение: «Я попытаюсь доверять тебе, по крайней мере, в самых крошечных мелочах, если попытаешься и ты».

– Я знаю, – сказала Три Саргасс, и голос ее прозвучал уверенно: да, знаю. Словно жара пустыни и на нее подействовала таким же образом. – Знаешь что, Махит? Нам-таки нужно туда прогуляться. Немного. Место встречи в пятнадцати минутах отсюда.

Они поднялись на плато, плоское пространство, где дюны были менее ползучими и сопровождавшие их солдаты могли натянуть тент для тени. Судя по упаковкам, принесенным солдатами, которые двигались с натренированной сноровкой, Махит предположила, что это будет брезент с высокой отражающей способностью и штук десять опорных стоек. Но когда тент развернули и они с Три Саргасс расположились под ним вместе со всем аудиовизуальным оборудованием, она увидела, что нижняя сторона брезента изрисована серебряными, розовыми и золотистыми с голубыми прострелами лотосами и кувшинками, что это не брезент вовсе, а тканая материя, пристроченная к светоотражающему пластику. Часть Города развернулась над их головами, как разборный дворец для путешествий.

<Тейкскалаанцы не пренебрегают символикой, – пробормотал Искандр. – Даже в пустынях>.

Махит поняла, что не придала этому значения. Или Искандр не придал – впрочем, без разницы, кто из них. Иметь символический балдахин для каждого, даже самого малозначительного действия – знакомо, это утешало, даже если она не искала утешения. Даже если это ощущение комфорта было еще одним свидетельством того, как Тейкскалаан перестроил ее мозг, ее чувство прекрасного.

– Ты взяла это из Города? – спросила она у Три Саргасс, показывая на материю.

– Хотела бы я ответить «да», – сказала Три Саргасс. – Прекрасная вещь. Нет, мне это дал Двадцать Цикада.

Махит недоумевала, пытаясь понять, когда это случилось. В какой-то момент долгой ночи, проведенной ими раздельно и без сна?.. Видимо, это судьба, и теперь Махит обречена на недосып каждый раз, когда проводит день в обществе тейкскалаанцев. Выходит, Три Саргасс вручили элемент тейкскалаанской пропаганды, зашифрованный в этом прекрасном гобелене? «Даже в пустыне есть вода. Мы – люди, приносящие цветы».

<Тебе бы поэтом быть, – снова заговорил Искандр. – Поэты спят чаще политтехнологов>.

«Но не в Тейкскалаане», – подумала Махит и в ответ получила электрический смех, прошедший по ее локтевым нервам.

– Здорово, – сказала она Три Саргасс. – Его идея или твоя, думаю, что это пойдет на пользу. По крайней мере, если они родом из системы, где есть растительная жизнь…

Она замолчала. Что-то приближалось к ним с другой стороны плато.

Они двигались размашистым шагом, каким ходят охотники, быстро сокращая расстояние, хотя под ногами был вязкий песок. Их плечи перекатывались с каждым шагом, мощные, тяжелые, мускулистые. Их было двое. Они пришли без эскорта. Махит прежде всего бросились в глаза черные кератиновые когти на пальцах рук, невероятно длинные и подвижные шеи, заканчивающиеся головами в намордниках, с круглыми, немного волосатыми ушами. У них была пестрая, пятнистая кожа, они возвышались над человеческими головами на два фута – на три в случае более низкорослых тейкскалаанцев, как Три Саргасс. На них были серые тактические формы для пустыни, и пришли они без оружия – по крайней мере, его не было видно. Они ни на кого не были похожи – напоминали людей, но, судя по всему, другого оружия, кроме когтей, им не требовалось.

Каждое вступительное слово, какое приходило в голову Махит, засыхало во рту, словно жара похищала не только слюну, но и дар речи.

Три Саргасс рядом с ней распрямила плечи и пошевелила челюстью, будто собиралась выступить с речью перед императором. Махит прежде видела Три Саргасс в таком состоянии, видела эту сосредоточенность, которая означала, что та играет роль, и спрашивала себя, когда же она научилась так хорошо распознавать Три Саргасс, как узнала это про нее, не зная практически ничего другого. Прискорбно мало другого.

– Воспроизведи звук приветствия, Махит, – сказала она. – Ты почувствуешь, когда надо.