Читаем Пустошь (СИ) полностью

Сам же он достал саквояж, в котором хранил лекарства, прихваченные из клиники этим вечером, когда узнал, что Учиха сбежал. Доктор просчитал ходы парня ещё до того, как тот появился в его кабинете, требуя сигарет. Только не знал, когда именно Саске решит воплотить свой план в жизнь.

Такие, как он, долго не сидят на одном месте. Стремясь бежать куда-то, от кого-то. Но чаще всего от самих себя.

Флакон с жидкостью звонко стукнул о лакированную поверхность журнального столика, рядом с ним лёг небольшой шприц и жгут.

Орочимару знал, что пробуждение после приступа не принесёт с собой облегчения.

***

Учиха приходил в себя медленно, словно после хорошей такой пьянки, на которой пьёшь всё, что горит и льётся. Болело всё: мышцы, кости, сухожилия, внутренности.

Первым делом он закашлялся, переворачиваясь на бок из этого странного, вытянутого положения. Что-то горькое подступало к горлу, но Саске мужественно сдержал порывы и сглотнул, разлепляя глаза.

Взгляд упал на тёмно-красный ковёр, затем поднялся выше по штанине тёмных брюк. Орочимару сидел перед ним в кресле, отстранённо наблюдая.


– Что со мной… было? – выдохнул Учиха, пытаясь забраться на кушетке повыше и принять более сидячее положение. Выходило плохо из-за болящих мышц, но вскоре он всё же сел.


– Эпилептический припадок, – заученно выдал доктор. – Бывает.


– Бывает? – сил на удивление не осталось, это было скорее нервное. Нервный смешок. Бывает… словно Орочимару говорил об утреннем стояке.


– А ты чего ожидал? Я предупреждал.


– Где я? – игнорируя риторический вопрос, спросил Саске.


Это место было ему незнакомо, хотя сначала показалось, что Орочимару привёз его обратно в клинику и сейчас он находится в его кабинете. Схожесть определённо была: те же высокие книжные шкафы, какие-то дипломы на стене, приглушённый свет, большие окна, сейчас закрытые тёмно-коричневыми жалюзи. Даже стол был почти такой же, как и в клинике. Массивный, из тёмного дерева, на котором были аккуратными стопочками разложены бумаги, а также стояла чернильница – гостья из прошлого, и настольная лампа.


– У меня дома. Как голова? – тихий, спокойный голос будто стал сигналом.


Учиха думал, что ад кончился, но лишь одной ногой наступил на дверной коврик, взялся за ручку, раздумывая: не открыть ли дверь.

Виски и затылок заныли протяжной болью. Она накатывала волнами, сгибая тело, пробегая по нему дрожью, выбивающей холодный пот. Кабинет странно накренился, закачался, и Саске вцепился руками в кушетку, стискивая зубы. Он скосил глаза на доктора, мысленно желая, чтобы он сделал уже хоть что-нибудь. Удар чем-то тяжёлым по голове тоже сгодился бы…


– После приступов случается резкая головная боль, – совершенно ровным голосом заявил Орочимару, зачем-то беря в руки жгут. – Это нормально для таких, как ты.


– Она… пройдёт? – еле выдавил из себя Учиха, но тут же пожалел, чувствуя, как громко бьют свои же слова по ушам.


– Она теперь твой самый близкий и назойливый друг, – хмыкнул Орочимару.


Его голос походил на спокойный тон лектора, который стоит перед аудиторией и читает очередную речь по бумажечке, а не сидит в кресле перед раскалывающимся на кусочки парнем.


– Есть лекарства, которые тебе не выдадут без рецепта. А чтобы его получить, – мужчина взял руку Саске, не без усилий разжимая сжавшиеся на обивке кушетки пальцы, – тебе нужно взять рецепт у меня. Но с той частотой, с которой тебе требуется это болеутоляющее…


Орочимару тяжело вздохнул, закатывая рукав парня:


– Тебе лучше вернуться в клинику.


Учиха хотел послать его ко всем чертям, выругаться, вцепиться в это худое лицо. Почему он медлит?! Чего добивается?


– З-заткнись…


Орочимару поднял глаза на него и усмехнулся. Однако замолчал, полностью переключая своё внимание на жгут:


– Поработай кулаком.


Саске бы с удовольствием поработал кулаком, впечатав его в тонкий нос доктора, который потянулся за очередной склянкой и шприцем.

Сознание почти отключалось, когда он вновь почувствовал холодные пальцы на внутренней стороне руки.


– Ты ел что-нибудь сегодня?


Какое это отношение имеет к делу…

Парень мотнул головой, мало надеясь, что этот жест был расценен, как отрицательный.


– Будет немного больно, – с каким-то странным смешком предупредил Орочимару.


Боли от укола Учиха не почувствовал. То ли мужчина набил руку на своих пациентах, то ли головная боль перебивала все остальные ощущения.


– Предупреждаю – будет тошнить.


– Достал, – выдохнул Саске, раскрывая глаза. – Сделай что-нибудь, чтобы было… никак!


– Увы, это противозаконно.


Скорее всего, тот пожал плечами или даже улыбнулся, но этого Учиха уже не видел, свешиваясь с кушетки. Его всё-таки вывернуло наизнанку, благо, выворачивать было нечем.

Так вот к чему был тот вопрос…


– Ляг ровно, если ты закончил. Тебе надо… привыкнуть. И не вставай.


Саске бы лёг, но ему и так было неплохо… в странном, перевёрнутом положении…

Поэтому Орочимару с тяжёлым вздохом перевернул его на спину, словно укладывая спать непослушное дитя:


– Можешь поспать. Боль не пройдёт полностью… в первый раз, но снизится.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее