Читаем Пустошь (СИ) полностью

– Значит, ты ещё не снял розовые очки, малыш, – ядовито прошипел Саске, улыбаясь какой-то кривой и не в меру ехидной улыбкой.


– Да иди ты! Я знаю достаточно! Мои никогда не бросали меня… всегда поддерживали.


– Ну памятник им поставь. Ноги расцелуй. А потом приготовься к тому, что этими же ногами они тебя пинком под зад пошлют из дома. Что б глаза не мозолил.


– Я тебе сейчас врежу и не посмотрю, что ты больной.


– Врежь, – с готовностью выпалил Учиха, – и посмотрим, кто здесь больной, малыш.


Наруто не выдержал, вскочив со стола и кинувшись к Саске. Если бы тот ни сидел, было бы удобнее, а так пришлось согнуться, чтобы схватить того за ворот футболки, наматывая оную на кулаки.


– Ну, чего ты ждёшь, маменькин сынок, – осклабился Учиха.


– Мои родители погибли, – тихо выдохнул Узумаки прямо в бледное лицо Саске. – Меня усыновили. И я им очень благодарен. А если тебе не повезло, то не стоит поливать грязью всех.


Слова обжигали горло, но Наруто старался говорить ровно. Закончив, он отпустил ворот Учихи и отошёл. Смерив того взглядом, парень направился к выходу из беседки.


– Я на автобус. Пока, – холодно бросил Узумаки, не оборачиваясь.


Злость ещё клокотала в груди, заставляя кулаки сжиматься, готовясь к удару или к защите, но мозг понимал, что это всё неправильно. В груди отчего-то засосало, но Саске прогнал это ноющее чувство, отдалённо похожее на вину.

Он часто обижал людей, которые хорошо к нему относились. И чем больше была их симпатия, тем больнее Учиха пытался ужалить. Словно от этого он всё-таки останется один, подтвердив своё право на одиночество.

Саске мог бы догнать его, извиниться, сказать, что был не прав и вообще ничего не знает о его семье, ведь именно так оно и было… но ноги будто вросли в старый раздолбанный асфальт, а всё тело налилось свинцом. Извиняться перед кем-то было вдвойне больнее, чем быть обиженным. Признать свою неправоту, свою глупость…

Учиха фыркнул, поднимаясь. Взгляд его упал на треклятое мороженое, которое уже начало капать белёсыми каплями на землю.


– Придурок, – буркнул Саске, разворачиваясь и покидая беседку.

***

Возвращаться домой не хотелось. Учиха впервые за неделю чувствовал себя живым и дышащим, а не «мокрицей», как выразился Наруто. Хотя Саске не был даже уверен, что знал такое насекомое или когда-нибудь видел его.

Он прошёлся по району, провожая взглядом спешащих домой прохожих, заглянул в пару магазинов, просто чтобы посмотреть на яркие прилавки. Ему нравилось в детстве заходить с матерью в кондитерскую неподалёку от их дома. Нет, Учиха даже в детстве не был сладкоежкой, но особая атмосфера в небольшом магазинчике как-то грела душу. В детстве. Тогда он находил какое-то странное удовольствие стоять у прилавка, вдыхать сладкий воздух и смотреть на то, как всё вокруг окутывается янтарным светом лампочек. Как уставшие люди покупают сладости, улыбаются и уходят.

Саске нашёл эту самую кондитерскую не сразу. Её задавили со всех сторон более пёстрые магазинчики, бутики и кафешки, которых развелось в последнее время уж очень много. Если пройтись по центру города, то можно сделать вывод, будто люди только и делают, что едят и покупают вещи.

А вот кондитерская с тех пор не изменилась, разве что обветшала. Он вошёл туда, толкнув скрипнувшую дверь, выкрашенную в уже облупившуюся зелёную краску. Колокольчик над порогом приветливо звякнул, но этот звон был каким-то вымученным, словно дверной сторож устал приветствовать всех и каждого, да и на старости лет у него это выходило через силу.

Учиха замер на пороге, втягивая носом воздух, стремясь почувствовать то же, что и в далеком детстве. Но запаха не было. Вообще.

Тогда он пробежался взглядом по старым, давно вышедшим из моды среди торгашей витринам. Они уже не ломились, как прежде, от всевозможных лакомств. Пара пирожных да несколько тортов, которые были сделаны явно не здесь и даже на вид казались не творением рук пекаря, а результатом каких-то химических опытов.


– Вам чем-нибудь помочь?


Грудной голос раздался почти над ухом, и Саске невольно перевёл взгляд на продавщицу. Пышная женщина в годах еле помещалась за прилавком. Её цветастый фартук, кажется, трещал по швам каждый раз, когда она двигалась. Заплывшее лицо с какими-то жабьими глазами навыкате смотрелось безэмоциональной маской.


– А где прежний продавец?


Женщина непонимающе прищурилась, смерив Учиху странным взглядом.


– Старик, что ли? – щёлкнуло у неё в голове.


– Да.


– Да помер год как.


– Теперь вы здесь хозяйка? – продолжал свой расспрос Саске, вызывая у продавщицы какую-то нервную улыбку.


– Муж мой. А чего тебе надо? – огрызнулась женщина, упирая руки в полные бока. – Больше всех надо, что ли?


– Интересуюсь, – задумчиво проговорил Учиха, проводя пальцем по пыльному кофейному столику.


Он поднял голову к потолку, замечая, что так радующий в детстве янтарный свет превратился в безжизненные и равнодушные лучи ламп дневного света.


– Иди-ка ты отсюда, парень, – угрожающе пробасила продавщица, – пока мой муж тебе не объяснил, что шастать по чужим магазинам и вынюхивать информацию нехорошо.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее