Читаем Пустошь (СИ) полностью

– Мне не становится и не станет лучше! Это просто глушит всё. Мне это не надо!


– Орочимару сказал, что без этого ты свихнёшься, – в свою очередь выпалил Итачи, потрясая жгутом. Хотелось схватить брата и постучать ему по голове, стараясь вдолбить в неё хотя бы что-то правильное.


– Да пошёл твой доктор. И ты вместе с ним! – прошипел Саске, вперившись в брата тяжёлым взглядом. Внутри нарастало безразличие. Как всегда бывает, когда боль перекатывает через какую-то невидимую грань.


– Нет! Ты должен принимать лекарства. Ты не понимаешь, что несёшь… ты просто болен.


Учиха замер, уставившись на Итачи так, словно тот только что воткнул ему в руку нож. По груди разливалось что-то холодное, щекочущее.


– Ты болен, и мне жаль, что так вышло. Мне жаль тебя. Ты должен понять это…


– Тебе жаль, – поднял брови парень, хватаясь руками за слишком гладкую и влажную стену. – Тебе… жаль?


– Саске, ты должен принять лекарства, – нахмурился Итачи, – иначе…


– Я тебе ничего не должен.


Казалось бы, восстановившееся равновесие пошатнулось. Стена между ними вновь выстраивалась, торопливо залечивая прорехи в каменной кладке, чтобы вновь об неё разбивались слова.


– Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок! Тебе нравится страдать?!


– Иди отсюда, – тихо выдохнул Учиха, прикрывая глаза. – Итачи, выйди из моей комнаты.


Бессилие грозило перерасти в новый приступ злости.


– Ты примешь это!


– Хер тебе.


Саске вылез из ванной, покачиваясь и шлёпая мокрыми ногами по полу, оставляя лужицы. Он открыл дверь, недвусмысленно указывая на выход:


– Уходи.


– Я тебя не брошу.


– Ты мне не нужен.


– Я не уйду, – упрямо заявил Итачи, чей голос начинал подозрительно дрожать. Старший брат, казалось, начинал сдавать под упрямым напором младшего, и теперь его разрывала то ли злость, то ли горечь.


– Что здесь происходит?


Уж его-то Саске хотел видеть в последнюю очередь. Отец появился на лестнице как нельзя не вовремя.


– Он не хочет принимать лекарства, – сдал Итачи.


Учиха прошёлся по нему обжигающим взглядом, в котором читалось лишь желание быстрее спровадить всех и улечься в кровать.


– Саске, – очень серьёзно произнёс отец.


– Да?


– Ты должен лечиться.


– Отстаньте от меня, – почти жалобно попросил Саске, цепляясь за открытую дверь, чтобы не упасть. Показать слабость перед этими двумя – ниже его достоинства.


– Если ты не будешь сам, то…


– Что?! – вызверился парень. – Свяжете меня, прикуёте к батарее и будете колоть эту дрянь, пока я не сдохну?!


– Если потребуется.


Хотелось вырваться из этого дома.


– Итачи, уходи, – коротко бросил Саске, чувствуя, что ещё минуту и он или упадёт, или кого-нибудь придушит.


– Он не понимает, что говорит. Это из-за боли. Орочимару предупреждал…


Тяжёлый взгляд Фугаку прошёлся по шатающемуся парню:


– Значит, придётся нанять ещё и психолога… или психиатра.


– Отец, нужно сделать ему укол.


Это Учиха слышал сквозь ватную подушку, наложенную на уши.


– Я вменяем! – громко выпалил Саске, поднимая пульсирующие болью глаза на отца. – Я адекватен. И это мой выбор! Уважайте его!


– Он бредит, – спокойно констатировал Фугаку. – Итачи, позвони Орочимару.


– Да я не брежу! Я в своём уме!


Горло обдало скребущим жаром от этого крика. Саске отпрянул от двери, замирая в центре комнаты. Руки мелко дрожали, голова шла кругом. Он смотрел на этих людей, которые, похоже, отгородились от него стеклом, да ещё и уши заткнули ватой, что б наверняка.

Хотелось проломить кому-нибудь череп.


«Проломи», – тихий женский голос в голове.


– Я в порядке! Я не хочу ничего этого, – рука указала в сторону Итачи, хотя Учиха сам уже не был уверен, что он в норме. – Я не хочу, – тупо повторил тот, надеясь, что сказанное сто раз быстрее пробьётся через стеклянную стену.


– Итачи, звони Орочимару, – коротко бросил Фугаку, входя в комнату.


От бессилия хотелось выть и рычать. Его никто не слышал и не пытался услышать. В растерянности, Саске ухватился за виски, стараясь удержать череп от раскалывания на две части:


– Мне это не нужно…


– Нужно.


– Я отказываюсь от вашего лечения. От всего отказываюсь.


– Ты не в своём уме.


Отец говорил с ним как с тем, с кем советуют говорить мягко, не повышая голос, но вместе с тем твёрдо и без возможных поблажек. Как с психом.

Серой тенью странно бледный Итачи просочился в коридор, чтобы вызвать доктора за пределами этой комнаты.

Саске проследил за ним взглядом и шатнулся следом, но налетел на выставленные руки отца, замирая. Они были непривычно горячими.


– Мне не нужно ваше лечение, – вновь повторил парень, не пытаясь вырваться. Просто сил больше не было. – Я не хочу спать целыми днями. Я не хочу лежать бревном. Я не хочу видеть только четыре стены. Да отпусти ты!


Учиха дёрнулся назад, ударяясь поясницей о письменный стол, да так и остался сидеть на нём, зажимая лицо руками, стараясь унять боль.


– Скоро станет легче.


Саске отрицательно потряс головой.

Отчего-то в памяти всплыл тот злосчастный мост. То, как они с Наруто спорили: о вечном, о пустяках, о той ерунде, о которой люди часто говорят вечерами на кухне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Алов и Наумов
Алов и Наумов

Алов и Наумов — две фамилии, стоявшие рядом и звучавшие как одна. Народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии СССР, кинорежиссеры Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов более тридцати лет работали вместе, сняли десять картин, в числе которых ставшие киноклассикой «Павел Корчагин», «Мир входящему», «Скверный анекдот», «Бег», «Легенда о Тиле», «Тегеран-43», «Берег». Режиссерский союз Алова и Наумова называли нерасторжимым, благословенным, легендарным и, уж само собой, талантливым. До сих пор он восхищает и удивляет. Другого такого союза нет ни в отечественном, ни в мировом кинематографе. Как он возник? Что заставило Алова и Наумова работать вместе? Какие испытания выпали на их долю? Как рождались шедевры?Своими воспоминаниями делятся кинорежиссер Владимир Наумов, писатели Леонид Зорин, Юрий Бондарев, артисты Василий Лановой, Михаил Ульянов, Наталья Белохвостикова, композитор Николай Каретников, операторы Леван Пааташвили, Валентин Железняков и другие. Рассказы выдающихся людей нашей культуры, написанные ярко, увлекательно, вводят читателя в мир большого кино, где талант, труд и магия неразделимы.

Валерий Владимирович Кречет , Леонид Генрихович Зорин , Любовь Александровна Алова , Михаил Александрович Ульянов , Тамара Абрамовна Логинова

Кино / Прочее