Пустота снаружи

В какофонии звуков и свистопляске смазанных росчерков, в которую превратился мир, Владимир каким-то крохотным осколком сознания, не посвященным ужасу, удивлялся, что неплохо держится. Он вцепился обеими, едва слушавшимися руками в мех и привычно обхватил ногами мускулистые бока, да так надежно, что даже Миверна могла без опаски держаться за впередисидящего. Путешествие с Таком дало неожиданные плоды.

За ними не погнались. Просто не погнались, и все. Несколько всадников хотели было, но быстро передумали и развернули псов обратно. Сегодня у гурхарадцев было другое, слишком важное и опасное дело, чтобы размениваться на мелочи.

Через некоторое время Миверна крикнула, чтобы Владимир придержал зверя, и, спрыгнув, стала бродить в лесу, куда они только что въехали.

— Значит, она жива. У нас проблемы, — подал голос Кузьма. — Как будем объясняться? Предлагаю рубануть правду-матку и рассказать ей, что ты боженька, а я твой мессия — восставший из мертвых человек-хомяк.

— Зачем?

— Чтобы я мог спокойно превращаться в человека. Ну зачем нам какие-то тайны, верно?

— Обожди, Кузя. Сначала вернемся домой, а там уж решим.

Миверна вернулась к землянам, ведя за руль что-то очень похожее на мотоцикл. Путь продолжили раздельно: басилп гнала в ночи на рычащем механизме, будя зверье на три километра вокруг, а Владимир мчался следом верхом на Кузьме. Так они добрались до места, где Мив опять спрятала средство передвижения, и остаток пути до ее логова проделали пешком. Оказалось, что она устроила себе небольшое убежище в лесной чаще, выстроила там бревенчатый навес-укрытие, понаставила вокруг силков с оповещением, чтобы не быть застигнутой врасплох, добыла небольшой продовольственный запас. Пожалуй, и Джон Рэмбо смог бы поучиться у нее некоторым приемам выживания в дикой природе.

— Рассказывай, — попросила Мив, когда развела в ямке костер и протянула Владимиру подогретую половинку заячьей тушки.

И он рассказал.

— Я не знал, что и думать. Боялся, что ты умерла. В смысле, я уж точно бы умер, но каким-то чудом уцелел, а оттого и думал.

На отмытом от камуфлирующей грязи лице басилпа проскочило болезненное выражение.

— Когда я очнулась с диким похмельем, — сказала Мив, — вокруг был незнакомый лес. Я и не подумала о том, что ты можешь или должен был быть рядом, решила действовать по обстоятельствам. Несколько часов проводила рекогносцировку, искала оружие, еду, а нашла лагерь неких людей, снабженных примитивными средствами перемещения и огнестрельным оружием.

Она уложила на колени свое оружие. Довольно странная была штука: металлический корпус с несколькими кривыми клинками, короткий и широкий ствол, а еще там были пальцы. Натурально три массивных пальца, которыми, если убрать клинки, можно было хватать вещи. Это была не пушка, а протез, спаренный с холодным и огнестрельным оружием.

— Эти люди показались мне опасными, а потому я предпочла следить. У них были грузовики, мотоциклы, наверняка была и провизия. Я решила попробовать выкрасть немного ночью, но не сложилось. На моих глазах в лагерь привезли тебя.

— Меня?

— Тебя, Влад. А потом они и меня поймали. Тогда я еще не знала, что у аборигенов водятся собаки, отвлеклась, потеряла бдительность, и оказалось, что изменившийся ветер нес мой запах к тем, кому этого было довольно. Двое всадников напали быстро, убежать не получилось, у них было преимущество и дротики со снотворным.

Владимир слушал и задумчиво вертел в пальцах косточку.

— Нас везли несколько дней, очень торопились, а вечерами пытали. Первый взгляд оказался верным: мы попали в лапы к банде человеческих отбросов, моральных уродов, которые причиняли боль ради удовольствия и чувства власти. Особенно доставалось тебе, потому что у меня получалось не выказывать страха и терпеть боль. А у тебя нет.

Художник сглотнул, припомнив вид собственного трупа, который лежал там, в лагере, когда они с Таком вернулись.

— А ты? А они… черт…

— Догадываюсь, о чем ты думаешь. Прекрати, стал белый как слизняк. Конечно, они пытались, но я смогла их напугать, так что впоследствии ограничились лишь деревянными палками. Расслабься, говорю. Они меня всего лишь били. А вот тебя они убили однажды. В тот вечер я и вырвалась.

С горных вершин сорвался порыв особенно холодного ветра, и краем разума, тем самым краешком, который не пребывал в смятении, Владимир подумал, что хорошо, когда сидишь под боком у огромного горячего хомяка. Видимо, и Мив так подумала, потому что тоже уселась рядом, облокотившись на перину черного меха.

— Так совпало. Я постоянно перетирала эту дурацкую веревку, видишь рубцы? В тот вечер они были особенно злы, кажется, кто-то сел им на хвост, и эти отбросы стали подниматься выше в горы. Я на несколько минут не успела, мерзавец проткнул тебя вот этим клинком на руке, ударил в самое сердце. Пьяное чудовище. Помню, меня обуял такой гнев… Я набросилась на него, схватила и оторвала протез, ударила так, что он вывалился наружу. Следующее, что помню, — это трупы кругом. Видимо, я их всех убила. Конечно, убила — кто, если не я?

Посидели, помолчали.

— Но вот ты живой. Как?