Пустые Холмы

Анисья взволнованно шагала за ним, испытывая странную смесь чувств. Назойливое нетерпение вгоняло в краску, ее распирало от совершенно детского чистого счастья, хотя разумом она понимала, что им с Севой предстоит непростой разговор. С матерью после Вече Анисья наотрез отказывалась общаться и потому не ожидала, что их единственная с тех пор беседа будет о ее чувствах к Севе. Мама знала о них и, решившись на союз с его родом, пыталась вновь заполучить ее расположение? Как бы то ни было, звучало это как воплощение Анисьиной девичьей грезы, хоть наяву Сева оставался к ней равнодушен.

Едва они вошли в Говорящий сад и оказались в розовом облаке лепестков, Сева повернулся и выпалил, не дав ей начать:

– Я не могу, Анисья! Прости, не могу!

У него было расстроенное, уставшее лицо. И по одному его взгляду было ясно, что Сева от нее так невыносимо далек, как только вообще могут быть далеки друг от друга люди.

– Нам надо поговорить открыто.

Анисья похолодела, но кивнула, не найдя в себе мужества ответить иначе. Сердце замерло на долгую секунду, словно раздумывая, продолжать ли вообще биться. Наверное, лучше было бы сейчас сбежать. Встать и понестись со всех ног, чтобы ветер бил в лицо и пыль попадала в глаза, и можно было бы думать только об этом, и не замечать боли, пронзившей нутро. Но она сидела, не шевелясь, чувствуя, как превращается в камень, – миллиметр за миллиметром покрываясь коркой и мхом, погружаясь в пучину невыразимой тоски. Так бывает, когда любовь разбивается о холодный взгляд чужих глаз. Когда в твоей жизни есть все, о чем мечтают другие, но нет того, чего хочется именно тебе. И человек, который тебе так нужен, – не предмет, который можно купить за мешок самоцветов, за твою красоту и талант. Когда этот человек равнодушен, что бы ты ни делала, остается только превратиться в камень.

– Послушай, – начал Сева. – Я помню о твоей симпатии ко мне.

Анисья еще раз коротко кивнула, чувствуя, как все мышцы в теле сжались.

– Но я не могу ответить тебе тем же.

– Почему? – вдруг вырвалось само собой.

Не стоило задавать этот вопрос. Ведь никакая это была не симпатия. Это была долгая, мучительная влюбленность, которую она хотела бы назвать любовью, но вдруг потеряла всякую веру в это слово. И нужно ли ей было знать, почему Сева не отвечает взаимностью? Почему он не любит ее? Почему не испытывает того же, что испытывает она? Может быть, лучше не слышать его ответа и до конца дней прокручивать в голове возможные и неубедительные «ты слишком хороша для меня», «ты сестра моего лучшего друга», «мы из разных семей, и нам не позволят быть вместе»?

Но Сева беззвучно вздохнул, чуть повернул голову – так, что она уже не могла видеть выражение его глаз, – и проговорил:

– Я давно испытываю чувства к другому человеку.

– Что?

– Я бы хотел полюбить тебя. Но не могу, честно.

– Но… почему тогда… вы с этим человеком не вместе? – прошептала Анисья, озадаченная таким поворотом.

– Мои чувства не взаимны.

– Глупости, ты же сирена! – усмехнулась Анисья, но вышло у нее горько и оттого неестественно. – Ты можешь расположить к себе кого угодно!

– Да, но ведь это не будет любовью. – Сева снова повернулся к ней, и в глазах его блеснула такая печаль, что Анисье стало его жаль. – Это никогда не будет любовью, понимаешь? Это чары. Морок… Но в единственный раз, когда я сам испытываю это чувство, я бы хотел… получить в ответ то же самое. Да и потом, чарами сирен тут не помочь. Мы никогда не сможем быть вместе. Ни с тобой… ни с ней.

– С ней… – пробормотала Анисья. – Я уж было подумала, что это мужчина, когда ты сказал, что чарами сирен тут не помочь.

Он закусил губу и задумчиво уставился на траву. Все такой же спокойный и уравновешенный, такой хорошо знакомый ей с детства и уже такой родной. Неизменно равнодушный к ней.

– Я понимаю тебя, – наконец выдавила она.

И все же было любопытно… Нет, не любопытно, а важно узнать, кому оказалось отдано его сердце, но она не решилась спросить, чувствуя, что неспроста он не назвал имени. Наверняка не сделает этого, даже если спросить прямо.

– Мне не хотелось тебя ранить, Анисья, поверь.

Она кивнула в третий раз, на этот раз с трудом сдерживая слезы.

– Я надеялся, что ты устанешь от своих чувств и охладеешь. Я ценю тебя как друга, но понимаю, что, когда мы общаемся просто по-дружески, это делает тебе больнее.

Она вытерла ладонью глаза и попыталась глубоко вздохнуть, чтобы не расплакаться.

– Это странно, – подытожил Сева, хмуря брови. – У нас всех – я имею в виду наших общих знакомых – не складывается личная жизнь. Как будто кто-то специально подобрал нас так…

– О чем ты?

– Твои чувства ко мне не взаимны. Твой брат на свою голову влюбился в Василису, но они не могли быть вместе без всех этих скандалов, отлучений от семьи и прочего… Твоя подруга Маргарита… тут вообще все сложно. К ней испытывает чувства наставник. То есть… испытывал, когда был здесь. Сейчас неизвестно, конечно…

– Македонов? – прошептала Анисья.