Пустынное пламя

Погода только сильнее портилась. И если бы начался ливень или сильный ветер, то Амато только обрадовался бы такой погоде, но нет, погода портилась иначе. Засушливый горячий воздух вдыхался тяжело и было ощущение, словно не хватает кислорода. Словно сидишь в общей бане и хочется выйти на улицу и подышать свежим прохладным воздухом. Но его нет. Солнце стояло в зените и Аматино уже ненавидел его. Ненавидел жару, этот вечный зной и вечный солнцепек. Более того, сегодня наставник заставил вырисовывать знак солнца десять тысяч раз и не в здании Вина, а на улице. Ученик нашел маленькую, почти незаметную тень под деревом и попытался спрятаться от палящего солнца. Само растение почти зачахло, сгорбилось, как старуха, пытаясь дотянуться до потрескавшейся земли. Какие-то деревья выказывали необычайное желание к жизни в такую засуху, продолжая расти и цвести. Какие-то умирали. Аматино задумался, что однажды когда-то умрет вместе с этим деревом и деревенька — от недостатка воды и еды, а вместе с нею однажды погибнет народ омбретр. И почему только королева бездействует? Возможно, подумал эльф, ей попросту наплевать на собственный народ. Парень помнил тот день, когда Сиявия впервые приняла корону от священнослужителя, поклявшись на чаше Мх’Торонга. Тогда еще каждый житель Ниргурии восхвалял будущее царствование королевы. На улицах пели в честь нее песни, дети играли в королев, а женщины молились за великое будущее. Но где оно — это будущее?

— Амато! Амато! — послышался крик мастера Вина. — Ты закончил? Великим одним известно, чем ты там занимаешься под деревом? Уснул что ли?

Зачаровник, прихрамывая на одну ногу, направлялся в сторону ученика. Он раскраснелся от жары и лицо его заплыло от отеков. Аматино поднялся, прикрывая глаза от палящего солнца.

— Я здесь, наставник, — сказал он подошедшему Вину. — Почти закончил. Вот, взгляните.

Зачаровник принял длинный свиток, который доходил ему до колен. Внимательно вглядывался в каждую букву, заставляя ученика молча стоять в ожидании. Он что-то проговаривал себе под нос, но так тихо, что Амато не мог понять смысл его слов. Солнце пекло. Сильно хотелось выпить чашку холодного молока и спрятаться в тень, но наставник всё ещё всматривался в пергамент, как ни в чем не бывало. Казалось будто зачаровник не замечает пекущее солнце, сильную духоту и жажду. Аматино переступал с ноги на ногу, ожидая приговора. Наконец мастер Вин дошел до конца и его речь стала громче:

— … шесть тысяч восемьдесят пять, шесть тысяч восемьдесят шесть, шесть тысяч восемьдесят семь. Дорогой ученик, здесь не десять тысяч знаков, а шесть тысяч восемьдесят семь! — он недовольно посмотрел на Амато. — Ты что же, считать не умеешь?

Аматино удивлённо посмотрел на наставника. Эльф знал, что мастер Вин строг и, по слухам, слегка сумасшедший, но вот чего точно не ожидал ученик, так это то, что наставник действительно будет считать каждый знак.

— Не умею, — честно признался он. — Наставник, я ведь из обычной деревенской семьи. Живу со слишком престарелым дядей, который только успел меня научить читать, писать и немного владеть магией. Откуда ж мне уметь считать?

Вин причмокнул губами и недовольно вновь всмотрелся в пергамент.

— Что же, мне тебя ещё счету обучать? — больше для себя сказал он, чем для Амато. — Вот, взгляни сюда, ученик. Здесь буквы слились воедино, здесь вновь не четкие границы. А здесь… Великие! Это ещё что за символ? Нет, так не пойдет. Да, к концу символ солнца стал лучше, но все ещё не идеально. Я рад, дорогой ученик, что ты эльф, а не человек. У нас с тобой будут долгие года вместе на обучение и воспитание из тебя настоящего эльфа. Идём в дом.

Аматино молча принял критику и направился следом за наставником. Молодой эльф всегда жаждал знаний — хотел знать всё, что знает и умеет этот мир и поэтому, когда ему указывали на ошибки, он воспринимал это как должное. Внутри все равно Амато хотелось услышать похвалу, услышать, что его старания не прошли зря. Иногда, когда за день мастер Вин только и делал, что критиковал каждую его работу, у ученика опускались руки. Какое-то время он делал все медленно, немного с недовольством и одним лишь вопросом — а правильно ли он сделал, что пошел в ученики? Пошел учиться такому нелегкому делу, как зачарование амулетов. Время от времени Аматино казалось, что место ученика Вина не его предназначение. Возможно, что Амато создан для чего-то другого, для чего-то, что совсем не связано ни с учебой, ни с зачарованием.

"Но я умею лишь читать, жадно поглощая знания этого мира и обладаю склонности к хаотичной магии. Мне самое место здесь".

С этими мыслями он старался себя утешать, говорить, что именно у мастера Вина его место. Пусть он скуп на похвалы, вечно недоволен и все ему кажется плохо выполненным, не идеальным, но ни разу зачаровник не выдал, что хотел бы поменять своего ученика на другого.

К вечеру Аматино исписал ещё один пергамент, на этот раз под строгим контролем наставника. Он сразу же, на месте, указывал на ошибки своего ученика, иногда пыхтя от злости.