Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Впрочем, об этом можно подумать потом. Берт взял две недели отсрочки; на следующее утро он получил конверт с несколькими именными ваучерами на конференции, заседания дискуссионных клубов и даже благотворительный бал, организуемой независимой миротворческой миссией. Берт не собирался отказывать себе в удовольствии. Воспользоваться халявными ваучерами — почему бы нет? Соглашаться только из-за четырех кусочков искусственной бумаги на кабалу в детище Горрена Дага — ни с какой стати.

Так что Берт встречался с приятелями — и до чего здорово было узнать, что все его командировки, какие-то значительные, малозначительные и совсем незначительные миссии завершались не только пшиком и бесконечной бюрократической канителью, но еще и обеспечили его хорошими знакомыми практически во всех европейских городах, и не только европейских.

Берт использовал и ваучеры. Почему бы нет? Названия у мероприятий были пышными: «Надежда столетия», «Что значит быть щедрым с планетой?», «Гуманитарная катастрофа деревни N как символ чего-то там». Он не особо запоминал названия. Куда важней было оказаться внутри, в центре, но не совсем, узнавать знакомые лица, по возможности избегать безопасников — и разумеется, от пуза пользоваться буфетом. На таких демагогических карнавалах кормили очень хорошо, просто удивительно, что по-настоящему достойные начинания никогда не могли похвастаться толковым бюджетом, а эта говорильня насчет щедрости с планетой — так и трюфелями, и дефлопе, кажется, столовые приборы — и те были серебряными. Берт выползал с таких вечеров, в такси довольно хлопал себя по туго набитому брюху; приехав в квартирку, которую снял в Брюсселе, пока находился на перепутье, он еще раз перебирал визитки, делал пометки, а затем заваливался спать. Он был безработным, в конце концов.

На следующей встрече с Горреном Дагом Берт сказал:

— За приглашения, конечно, спасибо, но выбор мест, в которые они мне открыли дверь, я бы сказал, странный.

— Отчего же? — задорно ухмыльнувшись, прищурился Горрен.

— Ты так рьяно вещал об истинных ценностях, аутентичности, выверенности этики, что я подумал было, что какой-нибудь передвижной лагерь, посвященый изучению пестрохерого короткопузика, ну или еще какой блохи, вот он был бы уместным. А тут — многозвездные рестораны, драгоценностей на дамах — я за триста лет столько не наворую, и разговоры все как один о том, какой там народ замечательный собрался, который изволит думать не только о себе.

Горрен засмеялся.

— Ты тоже так находишь. Отлично. — Он развел руками. — Натура человеческая. Ничего нового, давно установлено и многократно подтверждено. Но, должен отметить, что публика, которую ты созерцал, оказывается, скажем так, и очень удобным ресурсом. При грамотном подходе из нее можно вить веревки. К примеру, для организации резервата для пестрохерого короткопузика. Или для длиннохерого пестропузика.

Горрен был доволен собой; он лоснился улыбкой. Берт смотрел в сторону и усмехался. Как будто этот тип будет первым, кто намеревается поживиться за счет толстосумов.

— Итак, — сказал Горрен. — Есть люди, которым по статусу положено тратить деньги. — На удивленный взгляд Берта он пояснил: — Статусные вещи, доминирование, еще какая-то хрень. Слышал о теории об экономике перепроизводства? Самым ценным товаром становится редкий товар. А чтобы он был, его нужно придумать. Например. Либо имеющийся товар представить как редкий.

Он подозвал официанта, заказал вино. Берт методично доедал стейк, Горрен устроил перформанс с выбором вина. На его предложение попробовать выбранное Берт отрицательно покачал головой.

— Дело в том, — продолжил Горрен, выбрав вино и отправив официанта восвояси, — что за редкий товар эти типы готовы платить. А знаешь, что оказывается самым редким? И самым ценным соответственно. Как ни странно возможность участвовать в политике. Ты будешь удивлен, но что бы там ни рассказывали о влиянии мегакорпораций на глобальную политику, это правда лишь частично.

Берт прожевал кусок, проглотил, промокнул рот, откинулся на спинку. Он улыбался и ждал, что Горрен скажет дальше.

При желании на эту тему можно было говорить бесконечно. Как всегда: кланы, семьи, клики, группы единомышленников, строго разделенные сферы интересов. Самому Берту неслабо повезло, что он привлек внимание Альбы Рунер; она, ее семья стала для него пропускным билетом, а иначе мечтать бы ему не перемечтать, но, скорее всего, дальше мечтаний дело бы и не пошло. С другой стороны, выше поста старшего Рунера он бы никогда не взобрался, потому что на высших этажах хватало своих Бертов Франков, и у них были свои представления о тех, кому допустимо работать с ними, а кому нет. Не то чтобы Берт жаждал стать главой Совета, ни в коем разе — слишком много ответственности, слишком малые компенсации. Иными словами, это для тех, кто любит власть ради ее самой. Но даже если бы он захотел, просто это не было бы ни в коем разе: у Берта недоставало качеств, которые позволили бы карабкаться наверх, но и быть хорошим руководителем. Ему и не хотелось.