Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Отец Амор, мы тут… я тут… – начал он.

Амор посмотрел внутрь дома, подумал, стоит ли снова приглашать его посидеть за столом; он огляделся, чтобы оценить, много ли свидетелей будет у их разговора, если остаться стоять у двери. Кажется, было тихо и спокойно. Он изобразил сосредоточенность и внимание, и староста немного оживился. Это оказалось совсем поверхностным изменением, отчаяние, решительность, недоверие никуда не делись, и староста так и стоял, скрючившись. Амор ждал.

– Вы тут понимаете, отец Амор, я часто бываю в центре, там разные слухи ходят. Что переворот будет, или что у нашего президента очень сложные отношения с советниками и министрами, все такое. Очень в неспокойное время мы живем, отец Амор, в очень неспокойное… – староста опустил голову, еще раз повторил последние слова, словно заставлял себя поверить в них – словно ему нравилось само их звучание. – Всякие слухи ходят, что скоро будет мобилизация, или что скоро везде расквартируют войска. Да что я вам говорю, вы не хуже моего знаете, как это бывает, вот… я очень предан нашему президенту и правительству, очень, отец Амор! И женщина моя, это женские всякие мысли, и все такое, они создания истеричные и беспокойные. Но, наверное, женщина права, отец Амор. Вы же знаете, что сын мой служил в армии, и оставил после себя двух внуков, и что со снохой случилось, тоже знаете… вот такое наше бремя, отец Амор. Как бы старшего из них не забрали в ополчение, – глухо закончил староста. – Ему, конечно, четырнадцать только, он трудолюбивый и умный, отец Амор, но не в четырнадцать же ему идти в ополчение. А так он послушный и вас очень уважает. В пути подмога будет. Истинно хорошая помощь. А девочка – маленькая, конечно, еще. Но шустрая, тоже будет вам помогать. Я им все объясню и прикажу, чтобы вас слушали, как меня и дядьев, чтобы вам помогали. Они не будут обузой!

У Амора судорогой сжало горло, хотел бы, ни слова не выговорил. Когда смог, произнес:

– Никто не говорит об обузе, Катлего, и я знаю Валера и Лидди. Я буду заботиться о них, покуда смогу. А потом доверю людям, которые будут заботиться дальше. И прослежу, чтобы при первой возможности они с вами связались.

Староста начал кланяться. У Амора щипало глаза. Ему бы скрыться в доме, спрятать лицо в руках, чтобы никому, и даже себе не признаваться, что староста, не зная того, поставил его на колени, а сам возвысился, как, наверное, ни один из высоких мира сего. И отчего-то Амору все очевиднее становилось, что Валер и Лидди будут не единственными, кого ему доверят деревенские. Потому что для того, чтобы забрать в ополчение, четырнадцать лет не возраст, и тринадцать – тоже. И для того, чтобы девочек забрать в бордель, девять лет – совсем не ограничение.

Второй к Амору подошла тетушка Николь. Тоже зашла издалека, попричитала, что он оставляет их район без покровительства всевышнего, повздыхала, что наступило такое время, когда невозможно быть добрым, и им всем не по себе, что благое дело отца Амора – тот приют – оказывается слишком тяжелой ношей для их крошечной общины. Она же повздыхала, что отец Амор своей деятельностью слишком привлек к себе внимание, а значит, правильно делает, пытаясь добраться в безопасные места. Потом долго рассказывала о внучатом племяннике. Всем, мол, хорош, непоседа, конечно, но что взять. Сирота… И отец Амор пообещал забрать его. Тетушка Николь все жаловалась, а затем почти нормальным голосом попросила забрать с собой и двух младших дочек.

– Нужно мне было бы сына попросить, отец Амор. Эти люди, там, – она кивнула в сторону столицы, – они могут придумать что угодно. И его забрать в армию. Ну как это было давно. Знаете, мой дядя иногда рассказывал, что с ним было, когда ему еще не было шестнадцати, отец Амор. Он повесился, мне было лет пятнадцать. А ему было четырнадцать, когда вроде как закончилась та война. Понимаете? И потом еще были банды разные. Я буду молиться, чтобы Нея не забрали. Если что, мы его спрячем. А девочек не скроешь так просто, и, не допусти Всевышний, если их найдут, им будет очень плохо. Позаботьтесь о них, сделаете ведь?