Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Дело, собственно, не в том, что сама по себе связь с ним становится для… тебя. Слишком опасной. Это объяснять нужно? Дело в том, что ты становишься слишком нестабильным. Особенно после того, как Ильмондерра заправится силами рядом с тобой.

– Милейший, добрейший эгоист Горрен Даг заботится о своем ближнем? – огрызнулся Берт.

Горрен подошел к нему, дернул за волосы и заглянул в лицо.

– Только потому, что у тебя есть очень хорошее оправдание для эмоциональной нестабильности, я проигнорирую твой комментарий, – спокойно сказал он. Но зрачки у него были красноречиво расширены, и ноздри раздуты, и румянец собирался на скулах. Он злился. Ему это не нравилось.

Берт дернул головой, Горрен отвел руку, но не спешил выпрямляться.

– И с чем в моем комментарии ты не согласен? С тем, что ты милейший, что ты – добрейший, или что ты эгоист? – угрюмо спросил Берт.

– Ты нарываешься. – Недоуменно признал Горрен.

Берт отстранил его и встал; прошелся по комнате, выглянул из окна.

– Я просто подумал, что случится с ним, когда все это закончится, – тихо сказал Берт.

– Я полагаю, что «просто подумал» – это очень заниженная оценка. Не так ли? Скорей, ты думаешь, не переставая.

Горрен сел на диван, где только что сидел Берт. Правда, рядом с тем местом, не на него. Словно из суеверия, невесть с чем связанного, непонятно чем вызванного.

– Ну, – неохотно подтвердил Берт.

– Если тебя это утешит, это не закончится. Долго еще. Даже если вычесть некоторые, хм, предосудительные поступки мегакорпов, вроде самонадеянной уверенности в том, что они смеют пустить в расход целые провинции, особо их власть не поколеблется. Возможно, они немного изменятся, но их существование едва ли прекратится.

– Речь не о мегакорпах, Горрен. – Берт сунул руки в карманы, поизучал туфли. – Речь об отдельных людях.

– Я снова осмелюсь предположить, что если ты беспокоишься о судьбе Коринта, то он выкрутится из любой заварушки. По крайней мере, именно такое развитие событий предполагает его жизненный путь.

Берт только пожал плечами.

Еще через четыре дня он возвращался в Африку – в Нигерию. Оттуда с гуманитарной миссией – к границе с Нигером. Ингер Стов связалась с ним, чтобы сообщить – сухо, раздраженно, неприязненно, – что аналитики оценивают вероятность летального исхода для отца Амора Дага процентов в семьдесят, причем одинаково вероятны обе причины, которые предположил Берт. Правда, с очень большой долей сомнения были определены еще несколько попыток включения комма Амора Дага, и эта пунктирная линия продолжалась относительно целенаправленно к месту, где располагался миссионерский лагерь. Он существовал давно и находился в более-менее спокойном районе.

Туда Берт и отправлялся, в караване, который должен был доставить в лагерь продовольствие, медикаменты, бытовое оборудование и смену персонала. Куратор Берта в редакции с одобрением отнесся к идее о цикле репортажей: дело интересное, нужное, привлекательное, позволяющее популяризовать идею миссии и привлечь молодых людей. Епископ Даг, которому Берт почтительным голосом рассказал о желании познакомиться с таким грандиозным предприятием, затеянным и уже который год поддерживаемым несколькими благотворительными фондами, с одобрением покивал головой, охотно рассказал о том, как образовывался этот лагерь. Берт спросил у него, не хочет ли он позволить Эйнору провести несколько недель там, тем более в лагере постоянно находятся и несколько служителей церкви – они бы могли обеспечить ему поддержку и наставление. Епископ Даг сложил руки и озабоченно нахмурился:

– Я не уверен, что Эйнор готов к такому тяжелому испытанию.

Берт очень удивился. Тяжелому? Провести месяц в очень неплохо оборудованном, замечательно охраняемом лагере – тяжелое испытание? Дядюшка искренен в своей гиперзаботливости, когда так решительно ограждает племянничка от внешнего мира, или он просто не хочет отпускать от себя преемника, чтобы тот не решил выбрать иную стезю, а не ту, которую ему уготовил пожилой, а значит, более мудрый человек?