Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Несколько раз Амор оставлял свой отряд без присмотра, просил Эльшадая, того тридцатишестилетнего старика, и Хифундво, парня лет тридцати от роду, проводить его к ближайшей деревне, чтобы купить хлеба и по возможности чистой воды. Он уходил, затем долго высматривал возможность подойти к деревне, долго же торговался, возвращался, груженный продовольствием, и проводил следующие сутки, отдыхая от перехода и от противной слабости после такой отчаянной вылазки: его оставили в живых, его не арестовали и не забросали камнями рядом с деревней, на него не спустили собак, и так далее. Остальные не тревожили его в такое время, а сам Амор отчаянно желал уединения, закрыться в какой-нибудь совсем крохотной комнатке, но чтобы у нее был пол, стены-потолок, чтобы в ней стояла кровать, а за стенами – ходили обычные, не травмированные собственным прошлым люди. Доходило до того, что Амор сбегал подальше от привала, отыскивал полянку и в зависимости от настроения, от потребности либо ходил по ней взад-вперед и рычал-стонал-всхлипывал, либо опускался на колени лицом на восток, утыкался лицом в землю и плакал. Иногда он находил силы молиться, даже когда оставался наедине; когда перед ним стояли другие – кто-то, лишившийся семьи, кто-то – со шрамами, культями, незаживающими ранами, кто-то – с тощими руками и выпирающим животом, Амору было куда проще произносить благословения, взгляды подстегивали его к тому, чтобы совершать привычные действия, а благодарные взгляды после самых простых благословений вдохновляли его, хотя бы на пару минут.

Однажды, после того как они переждали двухдневную серию выстрелов и взрывов – не очень активную, но от этого не менее опасную – где-то справа, когда снова нечего было есть, Амор отправился, чтобы попытаться добыть немного хлеба. Эльшадай был уверен, что деревня поблизости отличалась неплохими нравами «до войны», что внушало одновременно надежду и страх. Амор провел в ней добрых полтора суток, когда женщины узнали камзол священника: дети по-прежнему рождались, а регистрации только в книге старосты они не доверяли. Священник же не появлялся в деревне более десяти месяцев – « был здесь до войны в последний раз». Амор крестил детей, благословлял браки, читал молитвы над могилами, принимал исповеди. Староста робко предложил ему остаться, Амор сказал, что его ждут двадцать семь людей «там» – он кивнул в сторону, не особо заботясь о точности. «Они с севера и запада, некоторые из Чада. Я хочу довести их до миротворческого лагеря», – пояснил он. И больше вопросов ни у кого не возникло. Ему дали хлеба, и даже воды, сколько он мог унести; и Амору показалось, что за его спиной раздался дружный вздох облегчения, когда он продемонстрировал действием, что не попытается свалить на их головы беженцев. И сам он был бы напоминанием о той беде, которая коснулась их только слегка.

Амор помнил место, где они условились с Эльшадаем и Табитой; до него оставалось что-то около километра. А на тропинке стоял мальчишка лет двенадцати, самое большое пятнадцати, и Амор вспомнил об отрядах подранков, состоявших на две трети из таких подростков. И многие из его отряда рассказывали о том, как бежали и от них тоже. Подруга Табиты рыдала до истерики, рассказывая, как она, ее тетка и сестра попали к ним в руки. Ей одной удалось сбежать. О тетке и сестре она не надеялась услышать ничего. А мальчишка стоял на тропинке, направив на Амора автомат. Амор послушно остановился и спокойно попросил, сначала по-английски:

– Опусти его.

– Снимай поклажу, – приказал мальчишка.

Амор пошел ему навстречу. Мальчишка попятился, автомат заходил ходуном в его руках, и он выкрикнул еще раз:

– Отдавай поклажу!

Амор подошел, взял автомат за дуло – совсем холодное, кстати, и грязное – и отвел его в сторону.

– Меня зовут Амор. А тебя? Я должен знать, как зовут человека, который хочет, чтобы я боялся его.

Он был значительно выше мальчика и одет был все-таки в свои вещи, не в обноски откровенно с чужого плеча. Он же отказывался замечать и пятна на одежде, похожие на кровь, и опаленные дыры, а видел только отчаянные глаза и страх, просто до слез.

Амор положил руку себе на грудь и повторил:

– Амор. Даг. А ты? – он коснулся плеча мальчика медленным, осторожным жестом.

Мальчик покосился куда-то в сторону, его взгляд заметался, он попятился, и Амор ухватил его за автомат за секунду до того, как он решил сбежать. Ремень автомата, на его счастье, был перекинут за шею мальчика, и от рывка он упал. Амор сел рядом и тихо сказал:

– Не бойся. Хочешь пойти со мной?

Мальчик попытался уползти, Амор ухватил его за руку.

– Ты один? – спросил он.

Мальчик замотал головой, сел и опустил голову.

– С другом?

Мальчик кивнул.

– Вас двое?

Мальчик заморгал. Амор достал из мешка бутылку и протянул ее мальчику.

– Только не спеши пить, – предупредил он.

– Знаю, – огрызнулся тот.