Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Хлыст, очевидно, рассек кожу, оставил рубец. Причем неоднократно. Амор отставил чашку, сунул руку в карман, нащупал четки. Иге продолжал рассказывать, что ему было страшно, и в деревне почти никого знакомых не осталось, он видел, что заборы были много где повалены, как будто по ним на машинах проехали. И сэр майор и его рота были тоже на машинах, одна даже въехала в стену дома. У Иге была мать, а отца забрали в армию – кажется, так говорила мать. Но он ее больше не видел. Потом его еще раз ударили хлыстом, чтобы он шевелился и быстрей забирался в машину, и даже не позволили узнать, что с матерью. Он хотел спросить сэра майора, но тот не ответил, только сказал, что не обязан помнить всех баб изо всех клоповьих нор. Они долго ехали: «долго-долго, ночь, потом где-то стояли, потом еще ехали, долго-долго», сначала к закату, потом от заката на север, и снова на закат. Потом шел дождь, и они прятались в лесу. Там была полянка, и на этой полянке они ставили палатки. Но туда можно было только старшим, например, Ндиди. Сэр майор называл его сержантом, и Ндиди учил их ходить строем. А собирать и разбирать автомат учил сэр майор, но у них было только два, и оба у взрослых.

– Скажи-ка, а много в вашем отряде было взрослых? – подался вперед Ниссен.

Иге зло прищурился и попятился от него.

– Мало, – огрызнулся он. – Сэр майор и Кеви. Сэр майор называл его лейтенантом.

– А Ндиди сколько было лет?

Иге недоуменно смотрел на Кваси.

– Он был старше тебя? – спросил Амор.

– Да! Он был почти как Кеви, но сказал, что ему, наверное, еще восемнадцать.

И дальше: где они стояли, где их учили прятаться в засаде. Первая засада, в которой Иге принимал участие. Первые выстрелы. Первые трупы. Автомат, который он снял с убитого Ндиди солдата национальной армии.

В кабинете неожиданно стало темно; Кваси включил свет.

– Давайте прервемся на сегодня, – сказал Ниссен. – Пора ужинать.

Кваси стоял у двери, опустив голову.

Амор похвалил Иге, сказал, что он отлично держался, и нарисовал крестик на его груди. Иге всхлипнул; Амор погладил его по голове.

Майор Ниссен протянул Иге руку.

– Благодарю за сотрудничество и ценные сведения, Иге, – сказал он.

Мальчик кулаком вытер слезы и после долгих колебаний пожал ее.

========== Часть 27 ==========

Амор хотел поговорить с майором Ниссеном и лейтенантом Кваси. Возможно – наверное, даже разумней – обсудить положение Иге и его приятеля с Альбой Франк. Еще больше он хотел дойти до бокса, лечь и отключиться. И он медленно шел рядом с Иге к бараку, в котором разместили Эше. Заставлял себя слушать его, и безуспешно: Амор снова и снова отплывал от берега, где вроде как царствовал разум и «сегодня», и медленно дрейфовал в бесконечном «если бы» и «там, где я хотел бы быть». В этой условной реальности, в которую Амор хотел бы попасть, хотя не представлял себе, что она такое, – не было сил, желания, настроения, у него самого не было того прошлого; он не преодолевал сотню за сотней километров зоны военных действий, не выводил беженцев из-под удара, не подставлялся под него сам; в этой реальности Амор служил мирно и безыскусно в маленьком приходе, состоящем из мирных и простых прихожан с непритязательными запросами и малой, но устойчивой верой. В этой реальности ему не нужно было искать ответы для таких, как Иге – Эше – Вера – сотни других, уже подошедших к нему и только решающихся – ответы на вопросы, которые Амор страшился слышать, и от которых не удавалось спрятаться, как бы он ни старался. В этой реальности день за днем не обрушивался на плечи Амора, как бетонная плита, а тек, подобно заповедному ручью с прохладной, прозрачной водой. В ней Амор забыл бы, что это такое – сомневаться в каждом своем слове, каждом шаге, не испытывал бы неукротимой, отчаянной неуверенности в собственных силах, знаниях, возможностях, праве, просто потому, что не вставало такой необходимости, потому что он не знакомился с людьми, требовавшими от него поддержки в очередной невероятной ситуации, смотревшими на него как на единственное существо, действительно обладающее властью – служителя Всевышнего, человека, знающегося со Сверхъестественным, обученного заглядывать за грань. Не реже раза в полчаса общающегося с Высшим Существом и, соответственно, обладающего замечательной возможностью спрашивать обо всем – когда закончится война, где искать работу, найдется ли дочь-тетка-сестра-племянник, стоит ли сбегать далеко-далеко на север или восток, а может, лучше на запад, и вообще, что делать, когда кругом война. В ней, в той вселенной сам Амор не сомневался бы в каждом мгновении, не задавал бы себе вопросы один за одним, жил бы себе тихо, мирно, прислушивался бы время от времени к беспокойству на самом дне своей души – но не более.