Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Он отправил Иге в бокс к Эше, сам остановился, чтобы поговорить с врачом. Тот сказал, что не случилось ничего нового, состояние мальчика умеренно тяжелое, пока он в коме, ему подлечат второстепенные болячки; что не мешало бы их обоих поместить в карантин и того шустрого прогнать через полное и очень тщательное обследование. Что с этими пацанятами можно найти общий язык до тех пор, пока дело не касается вензаболеваний, а ими болен, считай, каждый первый, и он просит отца священника воздействовать на Иге своим авторитетом – врачей, тем более белокожих, эти орлы мало во что ставят и против обследования уролога, а тем более проктолога возражают яростно и категорично, а обследования нужны. Его монолог завершила бранная фраза, высказанная, из почтения к сану Амора, шепотом, быстро и в сторону: мол, он бы тому ублюдку, облагодетельствовавшему этих ребят гонореей и чем там еще, без наркоза и очень медленно оторвал яйца. Правда, Амор все равно ее расслышал, был с ней согласен, угрюмо думал, что его рвут во все стороны, как шакалы труп какой-нибудь зебры; сдохнуть бы – да откачают. И он обещал воздействовать, приложить весь свой авторитет, если понадобится, застращать, чтобы Иге относился к врачебным советам с большим уважением. Врач же отчего-то решил пооткровенничать с Амором. Сказал:

– Я здесь четвертый раз. Пока полгода, возможно, останусь сверх двенадцати месяцев. Улетаю отсюда – и думаю, что больше никогда не вернусь. Сопьюсь у себя там в Европе, и дело с концом. Или пойду в какую-нибудь крутую больницу, в которой есть все, а мое кресло будет обито крайней плотью кашалота, понимаете? И у меня будет полный штат помощников, а на пациента будет приходиться по два с половиной младших медработника. И не поверите – прохожу цикл психотерапии, немного отдыхаю и звоню Альбе: есть для меня место? Я чокнутый, отец священник. Моя крыша уехала давно и безнадежно. Но вот я представлю, что еще один такой Иге сдохнет рядом с заболоченным ручьем, или вот такой Эше истечет кровью из культи, и не могу оставаться там. В тех клиниках недостатка в кадрах не будет, а здесь, отец священник, здесь – то, что мы впахиваем по две смены через одну, уже роскошь. Была бы возможность, так и сутками вкалывали, и все равно нашлось бы дело. И все равно мы бы признавали, что не успеваем. Понимаете? Хотя о чем я говорю, вы же на своих плечах тащили тот приют, да? У нас здесь получше ситуация, с нами предпочитает дружить администрация, нас охраняют лигейские войска, и хорошо охраняют, и у нас есть какие-никакие фонды, чтобы жить не впроголодь и получать медикаменты в достаточном количестве.

Амор очень хотел ответить хотя бы что-нибудь, но слов у него не было. Закончились. Вместе с силами, а с ними голос. И Амор вместо ответа нарисовал крестик на груди врача, положил руку ему на плечо и оставил ее на пару минут.

– Нам не дается бремя, которое мы не можем снести, доктор, – произнес он. Старая, добрая, замусоленная до дыр фраза. Вздохнув, Амор продолжил: – С вами-то работают психотерапевты?

Врач выразительно закатил глаза. Амор понимающе улыбнулся.

– Ну тогда хотя бы на службу приходите, если епископ благословит ее проводить, – предложил он.

Врач пробурчал нечто невнятное, похожее на «скорее нет, чем да, а если да, то только после того, как я убежусь, что исчерпал все возможности держаться от святош подальше». Физиономия у него была очень выразительная, Амор не удержался и подмигнул ему, улыбнулся – в кои-то веки искренне, криво, плутовато. И – ему стало легче. Земля по-прежнему вращается вокруг солнца, на ней все так же существуют циники, уверенные в том, что знают все лучше всех. Отец Амор Даг будет уныло – или упрямо, в зависимости от самых разных факторов – плестись куда-то вперед.

– Ладно, пойду воздействовать на пацанву, – притворно-жалобным голосом сказал он. – А то подумает чего доброго, что раз я с вами уже целых десять минут стою, то и жить ему осталось всего ничего, до такой степени все плохо.

Врач хмыкнул. Амор направился было к Эше, а врач окликнул его:

– Вы, может, и к другим заглянете? Они будут рады. Они тут все мечтают о том, чтобы пообщаться со священиком.

Амор очень хотел отказаться. Послать к нечистому врача-агностика и все его хлопоты о душевном здоровье пациентов. Дойти до бокса, рухнуть на кровать и провалиться в сон. И он согласно кивнул. Врач радостно крикнул: «Спасибо», Амор процедил почти беззвучно: «Чтоб тебе, кровопийца…». И поспешно добавил: «… жить триста лет». И саркастично подумал, что его, злоязыкого, практически заставили проводить служения, на которые, считай, получили разрешение – отчего-то он не сомневался в способности Альбы убеждать, даже такого твердолобого типа, как его епископ. Легкомысленнные, беспечные люди.

Иге хотел остаться рядом с Эше. Амор холодно приказал ему отправляться туда, где ему выделено место. Иге – вытянулся, застыл, глядя на него круглыми глазами и не мигая.

– Пойдем, – сухо бросил ему Амор. – Отдохнуть нужно Эше, тебе, и мне тоже.