– У меня было не слишком много возможностей и желания контролировать эту процедуру. И по большому счету, много ли мне нужно было.
– Тогда, если позволите, сумма пожертвований, исчисляющихся в вашей пенсии, к примеру, только унизит епископат, потому что это будут сущие крохи, – хмыкнула она.
– Запросто. – Повинно склонил голову Амор.
– А если предложить несколько иную компенсацию? – спросила она, внезапно оживившись. – Нематериальную? Как его высокопреосвященство отнесется о хвалебных репортажах в европейских СМИ о деятельности его церкви? У меня есть знакомства. Он достаточно тщеславен для этого?
– Именно хвалебных? – уточнил Амор.
– Ну разумеется.
Это могло сработать. Его высокопреосвященство не чуждался восхвалений в свой адрес, и признание в Европе, в ощутимой близости к Риму могло здорово потешить его самолюбие.
Амор долго собирался с духом, прежде чем связаться с братом Юстином. Но – был рад увидеть его. Тот принялся расспрашивать его о самочувствии, просто до мельчайших деталей, которые, к своему облегчению, Амор не помнил. Сказал только, что врачи обещают полностью поставить на ноги недели через две и даже с начальной психологической реабилитацией подсобить.
– Да-да, – рассеянно произнес брат Юстин, – это очень полезное обещание. Непременно воспользуйтесь им. Необходимо при первой же возможности заботиться о душевном здравии, это абсолютный императив в нашей работе. Там ведь есть качественные психологи данной направленности?
– Еще бы, – буркнул Амор. – Я во время стажировок на всех тех курсах столько не встречал, сколько здесь всех этих терапевтов по психологии критических состояний.
Затем началась куда более щекотливая часть разговора: Амор просил разрешения отслужить службы и проводить другие обряды. Брат Юстин кривился, пытался поднимать другие темы, но Амор упрямо возвращался к одному и тому же. Он настаивал, что его долг служителя церкви и христианина – предстоять нуждающимся, и что привычные и желанные действия наверняка будут содействовать его самочувствию. И только обещание не настаивать на пенсии за время, проведенное в лагере, обеспечить пожертвования распорядителей в лагере и, возможно, другие льготы, о которых куда лучшее представление имеет местный административный директор, как-то убедили брата Юстина. Правда, оставался сам епископ.
Оставив Альбу утрясать детали, Амор отправился дальше, к майору Ниссену. Он зашел в детский барак за Иге, почти не удивился, обнаружив его рядом с кроватью Эше.
– Как он? – тихо спросил Амор, хотя знал от врачей, что Эше тяжело-стабилен, пока в искусственной коме, но завтра, скорее всего, его начнут будить, что критических повреждений органов нет, мальчишка силен и очень хочет жить, несмотря на сорок сороков болячек, и что, возможно, к Иге не мешало бы куда лучше присмотреться, да вот беда – он очень не хочет лечиться.
Иге пожал плечами, обиженно сказал, что Эше все еще не приходит в себя. И закончил привычным, произнесенным обреченно и даже с гордостью:
– Наверное, он умрет.
Амор сел с другой стороны кровати и сложил руки на ее краю.
– Нет, – категорично заявил он.
Ему предстояло очень неприятное дело: Амор вызвался привести Иге к майору Ниссену, и теперь следовало убедить мальчика пойти с ним. Дело крайне сложное: Иге, очевидно, вбивали в голову если не ненависть, то неприязнь к военным, полиции, к любым представителям власти, включая, наверное, и врачей. И неизвестно, сколько времени длилась эта промывка мозгов. И с ним хотят говорить его враги, и спрашивать будут о банде, бывшей неизвестно сколько времени его семьей – извращенной, больной, преступной, но важной, просто потому, что других не было. Так что у Амора был выбор: велеть Иге идти за ним или попытаться объяснить. В первом случае мальчик наверняка послушает его – авторитет Амора был велик: он взял их с собой, заботился об Эше. Попытаться объяснить – неизвестно, как слова разума, пусть добрые, преломятся в сознании Иге, как они сочетаются с представлениями, вытатуированными в его душе. По большому счету, стоило ли вообще объяснять Иге, кто именно и о чем будет спрашивать его. Амор не очень хорошо представлял, в какой дейстительности рос Иге, было ли в ней место сотрудничеству, поддержке помимо его инстинктивной привязанности к Эше, например; поэтому он не был уверен, что объяснения окажут на Иге желаемое воздействие.
Он сказал:
– С тобой хочет поговорить майор Ниссен. Ты его еще не знаешь, но солдаты, которые забирали нас из джунглей, очень его уважают. Майор Ниссен хочет спросить тебя кое о чем и обсудить пару вещей. Я тоже буду там.
Почти ожидаемо Иге спросил:
– Меня будут арестовывать?
– Нет. Тебя будут спрашивать, а потом нужно обсудить, что делать дальше. Тебе нужно в школу. Одежда нужна. Найти родителей. Ну что, пойдем? – Амор похлопал Эше по руке и сказал: – Когда твой приятель проснется, его тоже спросят обо всем этом.
Иге смотрел на него исподлобья. Амор встал, тихо приказал:
– Пойдем.
Иге подчинился. Выбрел из-за кровати и опустил голову. Спросил:
– Вы правда будете там?