Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Да оно и это место было выбрано как компромисс, – успокоившись, привычно скользнув по всем мониторам, продолжали они разговор – подхватывая полуфразы, перебивая друг друга, обмениваясь многозначительно поднятыми бровями, полуулыбками, выпяченными или поджатыми губами – то, что было знакомо друг другу, о значении чего посторонний мог только догадываться. – Чуть на север – и нужны тенты. Чуть на юг – и привет Тонарогским рудникам. Ну ладно, они были тонарогскими. Лучше бы оставались, отец Амор, потому что их национализировали, а после госпереворота лигейцы освобождали людей с тех рудников.

И они замолчали, переглянулись, неожиданно серьезные, опустили головы.

– Я бывал на похожих, – негромко сказал Амор. – Руководство изображало заботу о душевном здоровье работников. Привозило меня. Приказывало проводить службы, произносить молитву за здравие начальства. И даже выпускало обратно.

– Даже так?

– Удивительно, что мне не завязывали глаза, – усмехнулся Амор.

– Удивительно, что вас оставляли в живых.

– Так а кто бы потом заботился о душевном благополучии рабов, если бы единственный священник на сотни километров мумифицировался на полпути между Никуда и Нигде? – тут же подхватил второй.

– Ага. Это проще, чем заботиться об их желудках, – прошипел третий.

– Лицемерные ублюдки…

– Они же приходят на воскресные службы, садятся в первых рядах и даже руки воздевают выше всех!

Амор тяжело вздохнул.

– И я стоял перед ними, – печально признался он. Про себя добавил: лицемерно прикрываясь самыми разными причинами, чтобы не отказываться.

– А что бы вы сделали? – мягко возразили ему.

Амор пожал плечами.

– Все-таки здорово, что вы теперь с нами, отец Даг. – Убежденно говорили ему.

Амор предпочитал не соглашаться и не возражать.

Один, посмотрев на монитор, подхватился и выбежал. Проверив показатели, вышел, пусть и не спеша, другой. Амор натянул робу и пошел к Эше.

Мальчик не спал. Возможно, он не спал уже давно. Амор пожелал ему доброго утра и нарисовал крестик в воздухе над его сердцем. Эше закрыл глаза. Амор опустился на стул рядом с его кроватью, положил руки на перила, опустил на них голову.

========== Часть 30 ==========

Эше был упрям. Очень. Он был решительно настроен на то, чтобы полностью бойкотировать внешний мир – молчал, не отвечал на вопросы, шутки, простые фразы, рассчитанные на то, чтобы на них отзывались хотя бы безыскусным «угу» – но отзывались. Он упрямо держал глаза закрытыми либо смотрел в потолок, мимо людей, искренне старавшихся разговорить его. Иными словами, Эше объявил бойкот самому мирозданию. Когда Амор попытался заговорить с ним утром, Эше закрыл глаза и отвернулся. Когда врач на утреннем обходе спрашивал, как у него дела, он молчал, упрямо сжав губы; врач легко погладил его по руке – Эше отдернул ее, словно обжегшись, и сжал кулаки. Психолог, заглянувший к нему, не удостоился никакого знака, что его заметили.

Амор вышел вслед за ним, непонятно на что рассчитывая. Но врач отошел чуть подальше, остановился, стянул маску и перчатки.

– Тяжелый случай, – невесело усмехнувшись, признал он.

– Насколько? – поинтересовался Амор.

В ответ врач пожал плечами.

– Пока не безнадежный. До коллапса далековато. Но с этими экземплярами непросто.

Врач посмотрел на свои ладони, помолчал, вздохнул. Отвернувшись от Амора, признался:

– Ты думаешь, что разобрался в них достаточно, чтобы оказать действенную помощь, а оказывается, что их душа – черный омут, в котором ни системности, ни структурности, ни учебниковой упорядоченности. Особенно хорошо это понимаешь, когда ребята-дежурные их реанимируют. И самое трудное – убедить себя, что это не ты потерпел неудачу. С тем другим парнишкой работать будет проще. Ему найти хорошего приятеля – и полдела сделано. Он гибкий. Этот, видно, совсем из иного теста сделан.

Амор задумчиво покивал головой.

– Не понимаете? – продолжил доктор. – Я учился в Европе. Работал в Европе. Защищался в Европе. Я вырос и сформировался как личность в Европе. А прославиться решил в Африке. Тем более меня всегда интересовало, как люди ведут себя, оказываясь в критических ситуациях, и тут – вселенский простор для деятельности. И как человек с устойчивым европейским менталитетом, изучающий не-европейцев, я признаю: я терплю неудачи куда чаще, чем наоборот. А вообще, я рад, что у нас наконец объявился постоянный священник, причем из местных.

– Я тоже рос и учился в Европе, – усмехнулся Амор.

– Бросьте, – поморщился врач. – Давайте-ка я вас кофе угощу. Времени немного есть, мой первый пациент заявится через сорок минут. Точней, – озорно прищурился он, – если по расписанию, он должен быть у меня уже через двадцать минут. Ха, восемнадцать, – усмехнулся врач, посмотрев на часы. – Но если он явится хотя бы через сорок, будет замечательно. А если все-таки будет пунктуальным, так мы попьем кофе втроем. Это добавит мне очень много авторитета – я располагаю приятельством священника.