Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Затем началась рутина. Подъем — когда взбредет нерадивым служкам неведомых божков, главное, чтобы было бессистемно, непредсказуемо и как можно больше разозлило заключенных; завтрак — безвкусная субстанция в неопределенном агрегатном состоянии, не то чтобы жидкая, но и не совсем твердая, от которой исходил пар настолько густой, что его можно было резать ножом, при этом температура у этой субстанции была не самая высокая — противная невнятно-теплая. Бродячие собаки, наверное, не опознали бы в ней нечто съедобное, а Яспер ел, принуждал себя, потому что голодным оставаться тоже не хотелось. Затем, чтобы настроение не превратилось бы в такую унылую хладную кашу, он делал упражнения, насколько ему позволяли размеры камеры. И думал. И вспоминал. И заставлял себя не заглядывать в будущее — не поможет, слишком велик шанс ошибиться, слишком много неизвестных факторов, чтобы можно было спланировать нечто жизнеспособное; не оглядываться на прошлое — в нем, как оказывалось, было очень много неуловимо-романичного, пряно-болезненного, желанного, чего-то неопределяемого, но заставлявшего томиться оттого, что это все по собственной глупости, недальновидности, самонадеянности Яспера так и осталось в прошлом. И ни в коем случае не забывать о настоящем. Использовать каждую возможность, чтобы выяснить: чего от него ждут, как им намереваются распорядиться, дружелюбны ли его друзья и так ли враждебны враги. Кому следует не доверять в первую очередь, стоит ли рассчитывать на благоволение Дейкстра, или это слишком фантастично, чтобы быть правдой. В конце концов, этот тип делом показал, что может притвориться благородным, если ему это нужно — именно этим он занимался. Пригласил на банкет пару кардиналов и полторы дюжины епископов, например: Яспер особо не помнил, кто из них чем знаменит, полюбопытствовал, чтобы выяснить — тем и знамениты, что ничего за ними не водилось. Никогда. Они мирно сидели в своих подворьях, следовали за более азартными собратьями, что-то организовывали, в каких-то благотворительных программах принимали участие, где-то появлялись по незначительному поводу, чтобы дать благословение, ссыпали ворохом умные слова, когда нужно было произнести речь, написать статеечку или что-нибудь такое; даже книги писали — или делали вид. Тем они были привлекательны для Дейкстра — невыразительные фигуры, любящие свое место куда больше, чем свою репутацию. Они оказались в нужном месте в нужное время, и уже через сутки их сделали звездами, не почитаемыми, но многажды цитируемыми личностями — что еще нужно, чтобы закрепиться на кресле, внезапно зашатавшемся под ними только потому, что оно зашаталось подо всеми. И тому подобное.

Такие случаи не были единственными: Дейкстра, достигнув высшего поста, принялся прочищать, обеззараживать и формовать по собственному представлению свое окружение. Он делал это в свойственной ему манере: неторопливо, невыразительно на первый взгляд, прикрываясь отвратительно общими словами, но последовательно и неумолимо. Он появлялся везде, где только можно, в первые пять дней после инаугурации; инфоканалы были переполнены репортажами о его выступлениях, встречах, совещаниях, выступлениях и прочих мероприятиях; аналитики в упоении, наперебой пытались предсказать, что значит та или иная встреча, как она связана с некоторыми предыдущими действиями и каким образом по ней можно судить о будущем. Самые азартные строили прогнозы на десятилетия, пытаясь по незначительным признакам предсказать направление развития целого континента и даже мировой политики и экономики; люди поосторожней ограничивались ближайшими двумя-тремя годами и ключевыми отраслями. Назначения на самом верху преподносились как новость недели–месяца и даже года, изменения в этажах пониже заставляли трепетать только примыкающие этажи. Дейкстра вроде не делал ничего непредсказуемого, но постоянно удивлял все стороны; было ли это известно ему, входило ли это в его задачи, оставалось неизвестным, сам бы он, наверное, развеселился, узнав об этом — и забыл через полторы минуты. Его куда больше волновало собственное будущее, как ни странно.