Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Война все-таки продолжалась. Но мотивация у противников была совершенно иной. Армии мегакорпов, структуры, их поддерживавшие, больше не захватывали — пытались отстоять побольше, и то скорей по инерции. Шансов удержаться у них не было. Мародеры — тем было раздолье в некоторых районах, до которых еще не добрались армии. Там же, куда они приходили, случалось многое. Об этом, на счастье, не узнавали «широкие круги», узкие же — вполне быстро усвоили: сдаться в плен — и у тебя появится шанс остаться в живых и закончить жизнь относительно неплохо, все-таки за тюрьмами и трудовыми лагерями для военных преступников присматривают всякие там правозащитники. Будешь сопротивляться — и за твою шкуру никто не даст и глиняного черепка. Жить будешь, не очень долго, но очень плохо: оказывается, некоторые месторождения, приводившие в ужас охочих до сенсаций журналистов, все еще разрабатываются, и там нужны рабочие руки, особенно такие, чтобы их можно было не особо учитывать; кое-где плантации тоже нуждались в расходном трудовом материале — там, где условия были очень сложными, где техника ломалась слишком часто, чтобы они были выгодными, а их, практически рабов, не жалко. Это — если выживешь после пыток. И банды, в смутные времена не гнушавшиеся именовать себя борцами за свободу, изобретавшие самые разные поводы для того, чтобы мародерствовать, прикрывавшиеся громкими лозунгами и призывавшие до смерти сопротивляться кровопийцам из властей, сдавались в плен в полном составе в надежде на снисхождение. Не было их — армиям мегакорпов приходилось куда трудней, тем более угроза, нависавшая над ними, была куда более серьезной: у них выбора не было, их, попади они в плен, сразу отправляли в расход. Поэтому там, где закрепились они, бои продолжались, более яростные — отчаянные.

Об этом не говорили СМИ — их предпочитали кормить совсем иной информацией, переводили внимание на совершенно другие темы. Дейкстра утвердил новый кабинет; реформа партийной системы, должная — согласно ее инициаторам — облегчить функционирование партий прежде всего на лигейском уровне. Эксперты, заполучившие эту тему, были счастливы. Правые СМИ с одобрением рассуждали об упорядоченности прав и обязанностей, полномочий и ответственности перед народом, о возможности более последовательно проводить реформы или, наоборот, сохранять уже проверенные временем законы — и обязательный настороженный, даже опасливый взгляд в сторону генсека: как отреагирует, не оскорбится ли? Левые СМИ предпочитали долго и нудно, невнятно и уныло рассуждать о том, что игнорируется право отдельных людей на волеизъявление, участие в демократическом процессе — и обязательный боязливый взгляд в сторону генсека: не оскорбился ли? Журналисты из Европы и Америки рыскали по всем местам, в которые их допускали, и пытались выяснить: что думают о новом генсеке, сколько недовольных, есть ли потенциал для сенсации; на счастье новой власти, было не так много мест, куда иностранным журналистам — вообще представителям СМИ был открыт вход: в основном, официальные места, относительно мирные провинции, все вблизи крупных городов и лигейских военных баз, и там предпочтительно подпускать только к проверенным особям и в надежные части. Журналисты вынужденно принимали правила игры: новая власть, новые идеи, борьба с дряхлой системой, бла-бла; это позволяло им оставаться в Африке — и в уютной компании коллег тихо негодовать по поводу тех, кого уже успели объявить персонами нон грата: власти — «абстрактный, но вполне деятельный колосс» внимательно следили за ними. Даже вне границ Африки первая, бурная волна реакций по поводу выборов спала, мир приумолк, настороженно изучая ее издали, затем и вовсе занялся насущными проблемами, которых было в избытке. У Дейкстра и людей, выбравших служить ему, появилась отличная возможность навести порядок — в соответствии с собственными о нем представлениями.

Отчасти это касалось мятежных офицеров. Яспер и его товарищи уже стали своего рода легендой — в очень узких кругах. К ним относились с чем-то, смутно напоминавшим почтение. Распоряжения об изоляции, правда, служащие тюрьмы выполняли неукоснительно, допуск к инфоканалам ограничивали. С адвокатами общаться позволяли, друг с другом — нет. Самым неприятным было последнее: чтобы дальше сохранять убежденность в собственной правоте, нужны были знаки со стороны товарищей — все в порядке, мы с тобой; чтобы дальше верить в то дело, за которое решил поставить крест на собственной карьере, нужно было убедиться, что и товарищи согласны с путем, который ты выбрал за них, для них. Тарук Идир смог дать знать: все в порядке, мы молодцы. Охранники обращались к Ясперу с уважительным «господин майор». Кайоде Сумскват написал письмо — на бумаге, чернилами, подумать только, их еще используют, подумать только, у Сумсквата каллиграфический почерк; в своем письме он грозился издать мемуары — года через четыре, когда поднакопит материала.