Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Амор улыбнулся. И его улыбка, неожиданно знакомая, многократно виденная когда-то давно, оказалась полной внезапностью для Яспера: как будто он не просто встретил старого знакомого, а вернулся в какой-то особенно счастливый момент в детстве и вновь пережил искреннее, неподдельное и всеобъемлющее ощущение защищенности, умиротворенности, тихой, теплой, самую малость застенчивой радости. Он залюбовался Амором. Тот — не спешил отводить от Яспера глаза.

– Нет, – честно признался он. – Точней, я уверен, что нет, Альба настаивает, что мы молодцы и очень продвинулись. До этого нас не слушал вообще никто, сейчас — начали обращать внимание. Она потрясающий человек, удивительно целеустремленный. Я не могу не порадоваться за нее, что она нашла свое место в этой жизни.

– Здорово, замечательно. Но ты с ней не согласен. – Ухмыльнулся Яспер.

Амор пожал плечами. Задумчиво заметил:

– Я, наверное, не настолько ловок в том, что касается долгих планов. Альба уверена, что когда-нибудь лет через пять, если повезет, мы добьемся определенных результатов. Она же считает, что пять лет может оказаться слишком оптимистичным прогнозом, но мы все равно преуспеем. Я пока вижу, как громко хлопают двери перед нашими носами. Достаточно приблизиться, и — бам!

Он взмахнул рукой, имитируя жест, которым толкают дверь, чтобы она захлопнулась, и улыбнулся — снова той искренней, радостной улыбкой, от которой снова затрепетало сердце Яспера. Глупейшая реакция — и такая неподдельная.

– Она действительно оптимистка. И сколько людей уже поставили вас в известность, что им наплевать на идеи Альбы?

Амор пожал плечами.

Их было много — тех, в переговорах с кем он лично принимал участие. Хотя — скорей присутствовал: ему не хватало настойчивости, решительности, говорливости, находчивости Альбы, он не успевал реагировать на те залпы, которые по ним выпускали чиновники, и тем более достойно отреагировать на них. Даже если он успевал собраться, то реакция его оказывалась неуместной: Амор был привычен к тому, чтобы отмалчиваться, чтобы делать вид, что согласен, или отговариваться общими фразами. В ситуациях, в которые вовлекала его Альба, когда к нему обращались, когда споры перемещались от Альбы к нему, Амор защищался, с трудом удерживался, чтобы не начать оправдываться, хотя нужно было нападать — как это делала Альба. О, она была хороша: решительна, выдержана, последовательна, готова атаковать, категорически настроена против того, чтобы защищаться, – все то, чего не замечалось в Аморе. Он заставлял себя поддерживать ее, заимствовал ее фразы, ее манеры — представлял, что разыгрывает «Альбу»: нехитрый прием, а действовал, и, прячась за маской «Альбы», Амор мог кое-когда дотянуть и до ее решительности. Это было сложно, тяжело, утомительно, пусть и необходимо; и само это понимание своей недостаточной пригодности тоже оказывалось для Амора бременем. Он понимал, что Альба сражается за нужное, важное, ответственное дело, одновременно видел, что он был ей слабым помощником, и неудовлетворенность собственной слабосильностью раздражала его и удручала. Наверное, значительно сильней, чем постоянные неудачи, преследовавшие их.