Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Амор мог неторопливо войти в комнату, пройти в ванную, умыться и вернуться обратно. Он лег на кровать и тяжело выдохнул. Каждая такая встреча словно жилы в нем рвала, что ли. У него не было сил ни на то, чтобы переодеться, ни чтобы принять душ – роскошь, недоступная в его родном приходе. Ноги не слушались, руки отказывались подчиняться. Пальцы покалывало в напоминание о биении сердца, над которым Амор начертил крест. И ночь была темной, жаркой, навевавшей самые разные, совсем не пристойные мысли. И будущее казалось темней этой ночи.

========== Часть 12 ==========

Берт провел две недели в Европе – вместо двух дней. Думал поначалу, что Иво порасспрашивает его о том о сем, и будет, а затем можно будет посетить пару достопримечательностей, посидеть в кабаке, неспешно, с полузабытым наслаждением смакуя традиционные, безыскусные, в общем-то, европейские блюда, непохожие на то, к чему привык за последнее время Берт, и с чувством исполненного долга отправиться обратно. Но Иво находил новые поводы для встреч, а помимо него и другие люди неожиданно появлялись в местах, определенных Иво для встречи с Бертом. Связываться с Горреном, будучи в Брюсселе, он не рискнул – а ну как интерес к нему не ограничивается всеми этими людьми. А ну как возможности миссии, другой службы, что бы она из себя не представляла, окажутся на порядок лучше всех этих шифровальных уловок, которые использовали Берт и Горрен. Тот об этих мотивах и о внезапно взбесившейся осторожности Берта знал и, кажется, одобрял. Требовал, правда, хотя бы раз в несколько дней краткое письмецо по зашифрованным каналам: кто еще изъявил желание пообщаться с Бертом, какие вопросы задавал, кем именно интересовался, и прочая. По большому счету, для Берта это было плевым делом: Горрен Даг, вольный стрелок, отчетность такого рода недолюбливал, для него составить отчет оказывалось драмой, лишавшей его не менее пяти лет жизни по причине жутких душевных страданий, а Берт в этой каше варился не один год и мог самые разные бумажки составлять пачками, даже мучаясь лихорадкой, даже будучи в сильном подпитии. Кроме того, такие штуки помогали ему самому структурировать свои наблюдения, замечания и размышления. И заодно: на что обращать внимание дальше, что именно попытаться разнюхать у очередных допрашивателей, как вообще строить стратегию работы с ними. Оказаться слишком ценным кадром не хотелось. Дать им слишком мало, чтобы они решили, что его поездка не окупилась, и обиделись, – тем более. Берт был почти уверен, что эта обида ему не раз аукнулась бы. Он и старался. Говорил много, сообщал чуть меньше, намекал на возможности связаться с определенными каналами, которые способны обеспечить его информацией на ту и ту тему. И слушал, запоминал, что именно у него спрашивают, что именно хотят знать о происходящем в Африке.

Естественно, на первом месте был какой-то яростный, иначе не назвать, интерес к политике Лиги в отношении мегакорпораций. И естественно, он был объясним, учитывая некоторые сведения, которые Берт почерпнул из почти открытых источников – статей в специализированных журналах и альманахах, выступлениях так называемых экспертов в разного толка передачах, в речах менеджеров высшего звена в тех самых мегакорпорациях, которые – речи – с учетом места и времени, а также аудитории, можно было бы назвать программными. Иными словами, всех тех второстепенных данных, которые делают картину ярче, более выпуклой, более понятной. Все-таки Берт слишком долго отсутствовал в Европе; он удивлялся, что пара лет отсутствия способна так изменить его. Виновато ли в этом время, обстоятельства, окружение Берта, новые цели и ориентиры, оставалось не до конца ясным. Возможно, он совершил качественный скачок и обрел возможность совсем иначе смотреть на ситуацию, чем если бы так и киснул в чане своей миссии. В Африке он не был так защищен льготами и привилегиями, своими служебными обязанностями – и мнениями других людей, чего греха таить; в чем-то он утратил гибкость, готовность к компромиссам, в чем-то наоборот, обрел значительную увертливость. На ситуацию в Европе Берт тоже смотрел сквозь призму своих достижений в Южной Африке. И, значительно отдалившись от болотца миссии, он удивлялся: это всегда, что ли, так было? И если да, то неужели он был настолько слеп?