Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Берт был в курсе этих похождений. Осведомлен о репутации Коринта; время от времени вздрагивал, когда до него доносилось что-то вроде: «Да, и этот Ильмондерра, ну тот, личный секретарь этой Вёйдерс из «Астерры»… ах, не придирайтесь, мы все знаем, что это та же «Астерра», но под вуалью… но это не делает прелестника Ильмондерра менее, ха-ха… так вот, вы знаете, что Ронма, ее маникюрша, так вот, маникюрша Ронмы, да, именно, Ронмы – жены Антуана, второго заместителя того министра, который в фаворитах у Лиоско, впрочем, неважно, так вот, Ильмондерру видели в компании какого-то мужлана. Белого, представляете?! Кажется, он даже не из буров… белый! Европеец!» В ответ на это могло прозвучать: так Ильмондерра известный ценитель экзотики, и многозначительные смешки. Берт почти смирился со своим положением редкой птицы со своей-то белой кожей и европейскими корнями, а вот смешки эти – как наждачной бумагой по зубам. Он не сомневался и в том, что Коринт возвращает его к себе – манит – если не по инструкции, то с молчаливого согласия Тессы Вёйдерс, какими бы соображениями она не руководствовалась. Что именно привлекало их в нем, оставалось загадкой. Ничего ценного Берт сообщить бы не смог, потому что, как он подозревал, что Коринт, что Тесса, знают о местной ситуации куда больше его. Использовать его тоже пока не используют – уж такие бы намерения он распознал. Зачем он Коринту – редкая птица в его трофеях? Приятное отклонение – простодушный тюфяк в ряду склизких и изворотливых, необязательных и эгоцентричных типов?

А в таком случае как расценивать неожиданные откровения Коринта? Временами, когда жарко было до одурения, не помогал никакой кондиционер, когда сами стены, несмотря на зверскую термоизоляцию, казались жаркими на вид и на ощупь, и когда жарко было не только от солнца, но и от собственных тел – Берт все-таки набрасывал на себя простыню: не то, чтобы стыдился белого, рыхловатого тела, которое никогда, ни после каких усилий не уподобится атласно-гладкому, изящному, восхитительно-шоколадному, холеному, тренированному телу Коринта, – но неловкость все равно дергала его, благоговейное нежелание покушаться на привилегию Коринта – возлежать обнаженным; тогда, в эти ленивые минуты Коринт мог невзначай обронить как бы неважную фразу. «Тесса предпочла не отправляться в Нигер лично. Ниамей, кстати, становится все более опасным. Полиция не справляется и не собирается… Тесса встречается с Нигерийским кардиналом. Как его… да не ты ли заявил, что у него запор от обилия угодников кругом: как там, зализали задницу до ровного места? Его епископы не только ему задницу зализывают, ты знаешь? Они очень, сильно-сильно желают встречаться с Тессой. И этим идиотом из «Битто-Терры», как его только в Лондоне терпят». Коринт мог, разоткровенничавшись, и внезапно осечься, потянуться за поцелуем, сам поцеловать, словно пытался ласками заставить Берта забыть сказанное. Он был вполне искренен. Берт отказывался забывать.

Они встречались редко: Тесса прыгала из столицы в столицу, с континетна на континент, и ее личные помощники вместе с ней. Но даже когда она возвращалась в Йоханнесбург, Берт мог быть далеко оттуда. Каждый раз он заставлял себя радоваться, когда не удавалось встретиться, надеялся, что Коринт не вспомнит о нем, вернется из очередной поездки, перегруженный впечатлениями и мрачными предчувствиями до такой степени, что примется готовить планы по дезертирству, а не выискивать Берта. Но нет: Коринт объявлялся по другую сторону экрана, лениво улыбался, томно спрашивал, как Берт поживает вдали от него и чем занимается, и Берт снова задыхался от приторной, отравляющей радости, тянулся к экрану, чтобы обвести контур его лица. Коринт понимающе ухмылялся, но до таких глупостей не снисходил. Он позволял любоваться и восхищаться собой – лучшее удовольствие в мире удовольствий.

Ничто, правда, не мешало Берту пользоваться оговорками Коринта и принюхиваться к тому, откуда дует ветер. Он пытался разузнать, как Тессу Вёйдерс принимают в Лиге. Выяснялось: терпят, принимают подарки от ее доверенных лиц, время от времени делают вид, что готовы вступиться за интересы «Эмни-Терры», но это выглядело не очень убедительным. Кое-какие лица на самом верху видели такую жиденькую реакцию и вполне могли оценить ее по достоинству, на что рассчитывали низшие чины – а не на благоволение «Астерры». При этом в официальных сводках «Эмни-Терра» указывала, что к сорока восьми филиалам и подразделениям в разных регионах Западной, Центральной и Южной Африки вот-вот добавятся еще четыре. Коринт, кстати, подтверждал это и был вполне оптимистичен. Иво Ленартс – угрюмо жевал губы, узнав это.

– «Астерру» выпнуть едва ли возможно, это факт. Если не своими «-Террами», так какими-то новыми франшизами, но она останется там, – мрачно отмечал он. – Вопрос в том, насколько активно и с использованием каких средств она намерена остаться в Африке.

Горрен предполагал многое. Но и он признавал: