Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Подчас при имени Победоносцева у иных авторов проскальзывает удивление: да почему же более трех десятилетий этот человек играл важную роль в государственных делах? Помимо знаний и мудрости стоит назвать и такие качества его личности, как твердость характера и трезвый взгляд на мир. Глубоко верующий человек, он почитал идеалы, но не был прекраснодушно идеалистичен, подобно своему московскому другу Гилярову-Платонову. Константин Петрович не без иронии писал ему 23 февраля 1874 года по поводу недавней газетной статьи Гилярова о международных делах: «Любезнейший Никита Петрович… И неужели возможно, не впадая в детскую фантазию, мечтать о всеобщем мире на земле и сокращении армий как о чем-то действительном и воображать, что школьная цивилизация принесла бы нам златой век Астреи, если бы не Змий военного дела! Ведь мы посреди людей живем, в состоянии брани, и правилом мудрости остается все-таки: si vis pacem, para bellum[2]. Стало быть, мудрее всех тот, кто лучше вооружен; а кто в благодушном ожидании братского общения распоясывается, тот становится добычею вчерашнего друга и собеседника, лишь только последний почувствовал себя сильнее. Обнимаю вас. Ваш К. Победоносцев» (136, с. 166).

2

Четверть века, с 24 апреля 1880 по 19 октября 1905 года, Победоносцев занимал пост обер-прокурора Святейшего Синода. В «победоносцевский период» Русская Церковь получила возможности для существенного количественного развития: возрастает число приходов, епархий, специальных учебных заведений. На качественно новую высоту было поставлено начальное обучение и воспитание в системе церковно-приходских школ, которые стали главным и любимым детищем Победоносцева. В имении своего университетского товарища Сергея Александровича Рачинского Татево, Смоленской губернии, куда приезжал отдохнуть летом Константин Петрович, они вдвоем задумали эти училища и «решили» их как естественную, народную и охранительную школу для России. Оказалось, такие школы стали самой массовой и эффективной системой начального образования. И даже в первые десятилетия Советской власти десятки тысяч советских граждан писали в анкетах в графе «образование»: «закончил ЦПШ».

Заметно улучшилось материальное положение белого духовенства. Значительно возросли масштабы дешевых церковных изданий, способствующих церковному просвещению народных масс. Было ограничено самовластье епархиальных архиереев. Важно отметить, что в своей деятельности на посту обер-прокурора Константин Петрович постоянно стремился к повышению авторитета главного лица в церковной жизни – священнослужителя.

Был ли он сам самовластным правителем Церкви, как его стремились изобразить его противники? И да и нет. Нет, потому что, по его собственным словам, «юридически я не имею никакой власти распоряжаться в церкви и ведомстве. Надо нести в Синод» (цит. по: 123, с. 7). Да, потому что слово и решение доверенного царского сановника не могло отвергаться священноначалием Церкви.

В первый же год его пребывания на посту обер-прокурора возник конфликт между ним и первоприсутствующим в Синоде митрополитом Санкт-Петербургским Исидором (Никольским). В январе 1881 года почитатели творчества скончавшегося Ф. М. Достоевского обратились к митрополиту Исидору с просьбой похоронить писателя безвозмездно в Александро-Невской Лавре. Влиятельная в придворных кругах генеральша А. В. Богданович поехала в Лавру, но, по ее словам, «митрополит встретил очень холодно это ходатайство, устранил себя от этого, сказав, что Достоевский – простой романист, что ничего серьезного не написал…». На панихиде Победоносцев сказал обескураженной генеральше: «“Мы ассигнуем деньги на похороны Достоевского” и нелестно отозвался об Исидоре». Ходатайство Победоносцева равнялось приказанию. На следующий день митрополит прислал к Богданович наместника Лавры сказать, что «он исполняет нашу просьбу, дает место, и служение будет безвозмездно» (24, с. 53).

Стоит отметить очевидное различие в служении Победоносцева с деятельностью его предшественника в Синоде. Ведь граф Д. А. Толстой не имел верных знаний о христианстве, ни разу не был в Исаакиевском соборе, крайне редко заглядывал в синодальную канцелярию, где только висел его мундир на вешалке. Когда Константин Петрович впервые вошел в канцелярию и увидел груды неразобранных бумаг на столах, он немедленно уволил большую часть чиновников (24, с. 112). А как не сказать о глубоком понимании Константином Петровичем многих явлений в Православии!.. Например, он писал: «Говорят, что обряд – неважное и второстепенное дело. Но есть обряды и обычаи, от которых отказаться значило бы отречься от самого себя, потому что в них отражается жизнь духовная человека или всего народа…» (123, с. 401–402). В его искренней вере и этом почитании давнего обряда видно сходство с направлением другого великого церковного деятеля, митрополита Филарета (Дроздова), и если один из них начал церковный XIX век в России, то другой этот век закончил.