Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

По окончании в 1846 году петербургского Училища правоведения Победоносцев поступает на государственную службу. В разных департаментах Правительствующего Сената молодой правовед смог проявить свои выдающиеся способности, и его карьера пошла в гору. Включение Победоносцева в государственную жизнь России произошло в канун Великих реформ. В числе ряда известных молодых юристов ему, тогда тридцатилетнему профессору, заведующему кафедрой на юридическом факультете Московского университета, было поручено участвовать в подготовке судебной реформы, ставшей частью комплекса коренных социально-экономических преобразований, изменивших облик России и поставивших ее на путь капиталистического развития.

В то время уже проявилась характерная черта личности Константина Петровича: самозабвенность в служении делу, которое он считал важным.

Он тратил часы не только на сопоставление законодательных положений, заимствованных из сводов европейского права, с реалиями и традициями русской жизни для выработки новой, лучшей системы судопроизводства. Этого казалось мало, и он пытался «подтолкнуть» и ускорить ход государственного корабля.

Напомним, что в 1859 году, будучи государственным служащим, Победоносцев посылает в Лондон А. И. Герцену свою историко-публицистическую работу о министре юстиции графе В. Н. Панине, в которой не просто критикует непрофессионализм и реакционность царского министра, но открывает пороки всей системы российского судопроизводства и призывает к широкой гласности: «Взгляните на отчеты министра юстиции, все итоги подведены удивительно верно, но какая страшная официальная ложь скрывается под этой гладкой поверхностью!» (121, с. 77). Работа была напечатана анонимно в выпусках «Голоса из России» в 1860 году. Очевидное объяснение этому шагу тридцатидвухлетнего чиновника – искреннее желание послужить благу России и свойственный молодости либерализм. Стоит добавить в качестве объяснения и возбуждающее влияние идеологической атмосферы того времени, тогдашней «оттепели», побуждавшей многих людей к немедленным конкретным шагам ради блага Отечества. «Это был прелестный человек, – вспоминал о Победоносцеве тех московских лет его друг Б. Н. Чичерин. – Тихий, скромный, глубоко благочестивый, всей душой преданный Церкви… с разносторонне образованным и тонким умом, с горячим и любящим сердцем, он на всем существе своем носил печать удивительной задушевности, которая к нему привлекала» (цит. по: 125, с. 46).

Судебная реформа оказалась едва ли не самой успешной и вполне соответствовала радикальным замыслам реформаторов. Созданная новая правовая система, включавшая всесословный, гласный и независимый от администрации суд, прокуратуру, адвокатуру, следствие (сформированные из лиц, получивших высшее специальное образование), а также институт присяжных заседателей, – все это вместе взятое намного опередило уровень судопроизводства в Западной Европе.

Оно бы хорошо, но новые суды разительно не соответствовали уровню развития, уровню самосознания самого российского общества. Слишком велик оказался груз отжившего свое патриархального общества, слишком сильны традиции начальственного произвола и самовластья. Вследствие этого великолепно задуманная комплексная судебная реформа стала искажаться, а ее проведение тормозиться как из-за противодействия отсталой части бюрократии, так и из-за неразвитости правового сознания общества, его верхов и низов.

Думается, этот опыт стал решающим для формирования взглядов Победоносцева как государственного деятеля, да и как человека. Для него очевидной стала необходимость прежде принятия в государственной или общественной жизни любой новации соразмерить ее соответствие уровню восприятия российским обществом. «Гладки планы на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить» – этим принципом он руководствовался в дальнейшем неизменно. И одно это уже ставило его на особое место среди высшей российской бюрократии, ибо Победоносцев не был тупым ретроградом, отрицающим любую новацию, однако не стал и пылким энтузиастом, готовым «формировать конные полки в Венеции», по словцу князя П. А. Вяземского. Идеалист по складу личности, он никогда не обольщался фразой, красивой идеей, благородным мечтанием и в свои московские годы «сумел уберечься», по его признанию, от всех московских кружков, и западников, и славянофилов. В то же время он никак не был ограничен кругозором своего ведомства, а всегда имел в виду общие интересы империи. В своем идеализме Константин Петрович оставался в высшей степени реалистом. Его мировоззрение, по точному определению А. Ю. Полунова, являлось «отражением особого мироощущения, опиравшегося на представление о глубокой прочности существующего уклада, ясности и определенности перспектив развития общества» (125, с. 48).