Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Между тем уже к 1881 году конституции появились не только в большинстве стран Европы, но и в Японии, в Османской империи (хотя в последних имели номинальное значение). Если бы 8 марта 1881 года на заседании Комитета министров были реализованы планы убитого Царя-Освободителя и созданы хотя бы предварительные формы представительной власти в виде выборных членов Государственного Совета (комиссии Лорис-Мели-кова), то в дальнейшем они могли бы постепенно развиваться для более полного представительства интересов различных классов и слоев общества. Тем самым в России помимо земства были бы созданы законные и реальные формы для проявления политической активности развитой части общества, для взаимодействия власти и общества, вражда и противоборство которых во многом привели к неэффективности некоторых реформ.

Видимо, в то время трудно было возразить на главный довод Победоносцева: необходимость твердой власти в условиях переходного общества (да еще под преувеличенной угрозой террора). Но его противодействие компромиссу власти с обществом в 1881 году, когда власть была сильнее общества, привело ту же власть 17 октября 1905 года к капитуляции перед обществом, оказавшимся сильнее власти. 8 марта самодержавие имело возможность по своей воле ограничить свою власть, а 17 октября оно оказалось бессильным перед напором радикальных сил в обществе. Среди многих факторов, приведших к такому развитию событий, нельзя преуменьшать и роль Победоносцева.

Он долгое время пытался влиять на русское общество через печать, используя издательские возможности Святейшего Синода и распоряжаясь большим издательским фондом имени А. Н. Муравьева. Константин Петрович активно поддерживал отдельные газеты и журналы и препятствовал деятельности тех, влияние коих считал вредным. «Дивлюсь без конца малой культурности наших журналов, редакторов и пр. К сожалению, редко кто знает иностранные языки и читают очень мало… Переводятся только книги отрицательного направления, и их только читает наша молодежь, не знающая языков! Печально!.. А сколько можно было бы замысливать доброго и интересного – если бы читали и следили!» – сокрушался он в письме 3 июля 1896 года (цит. по: 125, с. 310–311). Однако и эта активность обер-прокурора оказывалась противоречивой. Так, он призывал редактора «Московских ведомостей» С. А. Петровского «быть осторожнее и нюхать воздух», избегать полемики, потому что либеральное «Новое время» всегда окажется «зубастее» «Московских ведомостей». «Помолчите о Финляндии, помолчите также о патриархах и греках», надо прекратить полемику о реферате В. С. Соловьева и по поводу проблемы «Церковь и общество», – указывал он редактору в ноябре 1891 и в январе 1892 года. Ведущий публицист московской газеты Л. А. Тихомиров отозвался на это: «Я лично вполне согласен хоть и совсем замолчать. Только думаю, что сам вопрос не замолчит» (цит. по: 125, с. 320). Боязливая осторожность Победоносцева усугубляла разброд в лагере консерваторов.

В воспоминаниях В. И. Гурко описывает выступление Победоносцева на заседании Государственного Совета: «Разобрать любое явление, подвергнуть его всесторонней критике никто не мог лучше Победоносцева, но зато всякое творчество… было ему совершенно чуждо и недоступно… Победоносцев никогда не отстаивал и не предлагал, а неизменно ограничивался критикой чужих предположений или мнений» (41, с. 51). Отмеченная психологическая особенность охранителя и аналитический склад ума, видимо, наложили отпечаток на всю деятельность Константина Петровича, ослабив в нем созидательное начало.

Однако не старческие опасения руководили им. До настоящего времени сохраняют интерес и важность взгляды Победоносцева о философии истории. «Старые учреждения, старые предания, старые обычаи – великое дело, – писал он в одной из статей своего знаменитого “Московского сборника”.– Народ дорожит ими как ковчегом завета предков. Но как часто видела история, как часто видим мы ныне, что не дорожат ими народные правительства, считая их старым хламом, от которого нужно скорее отделаться. Их поносят безжалостно, их спешат перелить в новые формы и ожидают, что в новые формы немедленно вселится новый дух. Но это ожидание редко сбывается. Старое учреждение тем драгоценно, потому и незаменимо, что оно не придумано, а создано жизнью, вышло из жизни прошедшей, из истории, и освящено в народном мнении тем авторитетом, который дает история… корни его в той части бытия, где всего крепче связуются и глубже утверждаются нравственные узы, – именно в бессознательной части бытия» (123, с. 382). Нетрудно увидеть в этих мыслях созвучие идеям Н. М. Карамзина, заложившего основы русского консерватизма.