Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Между тем в России, которая только-только выходила из феодального состояния, в которой, с одной стороны, лишь начинали ослабляться многовековые скрепы жесткого иерархического подчинения власти и традиции сословной иерархии, а с другой стороны, уже вовсю громыхали занесенные из Европы «передовые» идеи «свободы, равенства и братства», идеи социализма и коммунизма, в которой все общество, но прежде всего и более всего – образованные верхи вольно или невольно поляризовались вокруг двух центральных идей – охранительства и реформаторства, позиция консервативного реформатора казалась странной и даже дикой.

Современный исследователь С. Л. Фирсов, раскрывая истоки победоносцевского консерватизма, указывает на то, что в ходе осмысления стоящих перед властью задач Константин Петрович скоро разочаровался в гласности, которая без широкого просвещения народа становилась «гласом вопиющего в пустыне». Но далее он оказался перед вопросом: какое просвещение России нужно? Не приведет ли оно к разрушению фундамента самой российской государственности? (121, с. 10–11). Сочтя такую возможную цену модернизации России слишком дорогой, Победоносцев при сохранении своих убеждений патриота и монархиста пересматривает свои взгляды на способы решения проблем, стоящих перед страной и обществом: он становится ярым охранителем и ультраконсерватором, но – ради достижения той же цели – процветания России. В эпоху Великих реформ, позднее названную им временем «всеобщего разложения и пустоты», он равно порицал и идеолога революции, «шарлатана, гаера» Н. Г. Чернышевского, и министра внутренних дел П. А. Валуева: «Он невероятно пуст – едва ли не до глупости. По речам можно бы назвать его шутом, если не актером» (цит. по: 125, с. 73–74).

С наибольшей полнотой и яркостью Константин Петрович смог реализовать свои убеждения за четвертьвековое пребывание на посту обер-прокурора Святейшего Синода, члена Комитета министров и Государственного Совета. В силу личной близости к государям Александру III и Николаю II его слово и мнение имели особое значение. Огромная эрудиция, аналитическое мышление и неизменная ориентация на национальные интересы России позволили Константину Петровичу принимать активное участие в решении практически всех важных вопросов государственной жизни империи в течение двух десятилетий.

В то же время представляется преувеличенной оценка роли и значения Победоносцева, данная либеральной историографией и унаследованная советскими историками. «Победоносцев – центральная фигура в правящих кругах эпохи контрреформ… он хотел и сумел стать фактически главою правительства, твердо и цепко сжимающим в своей руке руль государственного корабля», – писал А. А. Кизеветтер (цит. по: 123, с. 6). Даже имея в виду опубликованную переписку обер-прокурора с Александром III, зная о том, что Николай II в первые годы царствования перед назначением министров непременно советовался с Константином Петровичем, необходимо отметить, что Победоносцев все же оставался рядом с троном, но никак не на троне. Александр III, обладавший волевым и твердым характером, в полной мере осуществлял свои права и обязанности самодержца, хотя и прислушивался к советам уважаемого им государственного деятеля, а в царствование Николая II значение старого обер-прокурора стало быстро и неуклонно слабеть. Поэтому следует согласиться с оценкой современного историка А. И. Пешкова: в государственных делах «его [Победоносцева] влияние часто было значительным, но не всегда определяющим» (123, с. 7).

Среди многообразной текучки государственной жизни происходили и эпохальные события, оказавшие решающее влияние на будущее России, и в определении исхода этих событий велика роль Победоносцева. В 1881 и 1905 годах произошел кризис власти, которая ходом событий в стране была поставлена перед выбором: идти ли дальше по пути углубления буржуазных реформ в политической жизни или не идти. Тем самым ставился под сомнение самый принцип самодержавной власти, и сама власть должна была определить свое отношение к предлагаемому частью общества пути постепенной передачи некоторых прерогатив и властных полномочий от монарха к институту выборной власти. «Сейчас Россия разделилась на два лагеря, где более вражды, нежели у турок с русскими, – записала генеральша А. В. Богданович в дневник 8 мая 1881 года. – Одни – за самодержавие, другие – за кабинет, третьи – за конституцию. В этом хаосе ничего не поймешь» (24, с. 73).

Даже такой ярый сторонник самодержавного принципа, как Александр II, к концу жизни поддался веянию времени, как спустя четверть века и Николай II, но иной оказалась позиция Победоносцева. И в том и в другом случае он с неизменной твердостью отрицал малейшие уступки и тем более – существенные перемены (введение конституции, создание парламента), он решительно настаивал на сохранении в неизменности института самодержавия.