Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Из опубликованной переписки очевидно, что Победоносцев сразу поставил себя в положение не только советника государя, но и его духовного наставника (конечно, не духовника). Редкая духовная близость Александра III и Победоносцева объясняется не только давностью их знакомства, но и сходством мировоззрения, в основе которого у обоих находились традиционные ценности: вера в Бога, любовь к Родине, стремление послужить России. «Бог велел нам пережить нынешний страшный день, – написал Константин Петрович 1 марта 1881 года. – Точно кара Божия обрушилась на несчастную Россию. Хотелось бы скрыть лицо свое, уйти под землю, чтобы не видеть, не чувствовать, не испытывать. Боже, помилуй нас. Но для Вас этот день еще страшнее, и, думая о Вас в эти минуты, что кровав порог, через который Богу угодно провести Вас в новую судьбу Вашу, вся душа моя трепещет за Вас страхом неизвестного грядущего по Вас и по России… Любя Вас как человека, хотелось бы, как человека, спасти Вас от тяготы в привольную жизнь; но нет на то силы человеческой, ибо так благоволил Бог… Да благословит Вас Бог. Да ободрит Вас молитва народная, а вера народная да даст Вам силу и разум править крепкою рукою и твердой волей» (124, т. 1, с. 36).

Стоит заметить, что Победоносцев видел свою обязанность и в том, чтобы сообщать государю о событиях и явлениях, могущих пройти мимо внимания Зимнего дворца. Например, в июле 1881 года он передает императору о приезде в Петербург из Томска купца Храпова, привезшего шапочку почитаемого старца (имеется в виду старец Федор Кузьмич, которого молва народная считала императором Александром I, ушедшим в народ) (124, т. 1, с. 59).

Конечно, ему завидовали, вокруг его имени роилась масса слухов и наговоров. Константин Петрович принужден был оправдываться перед близким ему Гиляровым-Платоновым в письме от 14 ноября 1883 года: «Удивляюсь, достопочтеннейший Никита Петрович, какую власть имеет – увы! – над всеми, а не над Вами только – сплетня. Удивляюсь, хотя и не следовало бы, ибо давно уже по ежедневному опыту вижу, что мое имя служит как бы козлом отпущения, на которого сваливается вина многих неприятных для того или другого явлений и событий… Вот Вы на сей раз выставили мне напоказ приписываемое мне изречение. Повторяю: изречений, приписываемых мне сплетнею, – легион; но, кажется, знающие меня люди могли бы разглядеть, что, вероятно, я не менял ни расположения своего духовного, ни своей мысли о делах и учреждениях с тех пор, как Вы знали меня в Москве. Итак, рассудите, есть ли печать моей подлинности в изречении “для России ничего не нужно, кроме канцелярий”. А вот Вы ухватили словцо это и им меня колете. Впрочем, разъяснять все подобные недоразумения не хватит у меня ни сил, ни времени, и за всеми мухами не угоняешься» (136, с. 217–218).

Но к концу XIX века в русском обществе – не в народе – заметно ослабело чувство почитания и уважения к самодержавной власти. Отчасти власть сама давала к тому основания (известны были незаконные увлечения не только покойного императора Александра II, но и его братьев), отчасти это было порождено самим духом коренных перемен в жизни страны, начавшихся в эпоху Великих реформ. Постепенно слабеет социальная опора власти, столичное дворянство позволяет себе скандальные «шуточки» не только по адресу царских сановников, но и над самим царем. В начале 1899 года по петербургским салонам передавались стишки анонимного автора (24, с. 239–241):

Спи, младенец наш прекрасный,
Баюшки-баю.
Управлять ведь труд ужасный,
Скучно – и к чему?
Хорошо ли или скверно
Станешь управлять,
Чему быть, того, наверно,
Нам не миновать…
Есть и люди честных мнений,
С знаньем и умом.
На беду же злой твой гений
Запер им твой дом.
Им указчик синодальный
Ходу не дает.
Бедоносцев он фатальный
И к беде ведет…

Так они пошучивали, критиковали «бездарную власть» и брезговали сотрудничеством с нею до февраля 1917 года, а после – все сгинули в бездне революции. И это предвидел Победоносцев. В 1904 году, когда участились забастовки и все более многочисленными становились демонстрации, он говорил, что «все это кончится резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции» (24, с. 295).

4

Деятельность Победоносцева в сфере юридической науки широко известна, и значимость его трудов общепризнана. Его курс «Гражданского права» стал классическим учебником, выдержавшим несколько изданий. Его статьи по текущим и историческим проблемам русского права появлялись в самых разных научных и популярных журналах на протяжении десятков лет. По признанию дореволюционного автора Б. В. Никольского, его работы «составили эпоху в истории нашей юридической науки» (121, с. 376).