По убеждениям Победоносцева нельзя было отнести ни к славянофилам-почвенникам, ни к либералам-западникам, хотя он был истинно русским и в то же время европейски образованным человеком. Примечательно его охлаждение к другу юности Н. М. Гилярову-Платонову, ставшему выразителем идей поздних славянофилов. Победоносцев регулярно читал выпускаемую Гиляровым газету «Современные известия», остерегал его от ошибок, защищал в Сенате, цензуре и иных петербургских канцеляриях: «Вы пишете: не судите слишком строго. Да и не берусь быть судьею, а если пишу Вам, то не с намерением осуждать, а с намерением предупредить для Вас опасности на скользком пути журналиста, на который, помните, всегда отговаривал Вас вступать» (136, с. 126). Но в 1887 году, когда старый друг пожелал стать редактором «Московских Ведомостей», поддержки ему не оказал.
Главная черта личности Победоносцева – его церковность. Он был подлинно, глубоко и искренне церковным человеком. «Все заплыло пошлостью – слава Богу, кроме Церкви, которая стоит еще ковчегом спасения, вдохновения, поэзии, – писал он 31 октября 1874 года Е. Ф. Тютчевой. – Это цветущий оазис посреди здешней пустыни; это – чистый и прохладный приют посреди знойной и пыльной площади и шумного рынка; это песня, уносящая вдаль и вглубь – из быта…» (цит. по: 125, с. 85). Возможно, что именно это его качество оказало влияние и на постепенное «воцерковление» носителей высшей власти: уж очень разителен перепад от европеизированного Александра II к глубоко православным Александру III и Николаю II.
Вера – личное дело человека, но Константин Петрович был активно церковным человеком. Ему мало было самому верить – он желал, чтобы как можно больше людей верили в Бога. Этим искренним стремлением вызвана его долговременная книжная и издательская деятельность. Имеются различные точки зрения на содержание его переводов или пересказов брошюр нравственного содержания английских и французских авторов, его публицистических статей, на качество его перевода
Евангелия, но стоит задуматься, чего ради сановник высокого ранга переводит книгу Фомы Кемпийского, пишет о праздниках Господних, а не мемуары или «мысли для потомков».
Вскоре после выхода Синодального перевода Библии обер-прокурор предлагает доценту Санкт-Петербургской Духовной Академии Н. Н. Глубоковскому осуществить новую редакцию перевода Нового Завета. Ученый публикует в 1892–1893 годах свои «Замечания на славяно-русский текст Четвероевангелия», но Константин Петрович, видимо, не в силах ждать и сам берется за дело перевода, отвергая большинство рекомендаций Глубоковского. Победоносцев считал главной задачей создание текста на языке, «достойном славянского подлинника, на языке, который бы не тревожил уха, знакомого с гармонией церковного пения» (129, т. V, с. 158). Его перевод был опубликован уже после ухода с поста обер-прокурора, в 1906 году, но ныне рассматривается, скорее, как учебный, и за основу новых переводов берутся древнееврейский и греческий тексты.
Или вот как перелагает с латинского языка мысли Фомы Кемпийского Константин Петрович: «Суета – искать богатства гибнущего и на него возлагать упование. И то суета – гоняться за почестями и подниматься на высоту. Суета – прилепляться к желаниям плоти и того желать, от чего после надо понесть тяжкое наказание. Суета – желать долгой жизни, а о доброй жизни мало иметь попечения. Суета – о настоящей только жизни заботиться, а в грядущий век не прозирать нисколько. Суета – возлюбить, что скоро проходит, и не спешить туда, где пребывает вечная радость… Так все состоит в кресте и все заключается в смерти: нет иного пути к жизни и к истинному и ко внутреннему миру, кроме пути святого креста и ежедневного умерщвления… И так везде крест найдешь: или телесную болезнь будешь чувствовать, или в душе потерпишь смущение духа. Иногда будешь оставляем Богом, иногда от ближнего будешь в смущении, и более того – самому себе будешь часто в тягость. И при всем том не будет у тебя ни средства освободиться, ни утешения облегчить себя; но терпеть нужно будет, доколе Богу угодно. Ибо хощет Бог, чтоб научился ты терпеть скорбь без утешения, и Ему совершенно покорил бы себя, и стал бы от скорби смиреннее» (193, с. 16, 76–77). Как не увидеть в этих поучениях христианского подвижника те правила, которым стремился следовать в своей жизни Константин Петрович.