Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

Он вздрогнул, опустил внезапно ослабевшую руку с револьвером; понурил голову, изумлённо глядя на дыру в жёлтой коже портфеля. И не успел навалиться на него грудью, как портфель выдернул на себя всё тот же злодей в белой визитке и бежевом жилете с бабочкой.

Мгновенно сориентировался, подлец.

Ударил набалдашником трости в окно за плечом фельдъегеря, и стекло в морёной раме мгновенно заплясало зигзагами трещин от правильного отверстия.

Цепочка, которой, как положено, портфель с казёнными бумагами был прикован к стальному браслету на запястье поручика, задержала вражину не особо. Должно быть, готов был к таким «штатным» неожиданностям.

Кровь упругой струёй брызнула на баркановую обивку дивана из мясницки-ровного среза.

Поручик, кажется, даже очнулся от самой смерти. Его бледное лицо исказила судорожная гримаса, он приоткрыл глаза…

Тяжёлый тесак, мелькнувший блесной на свету, мазнул одной и другой стороной по люстриновой скатерти столика, оставив жирный красный мазок, и снова скрылся под белой штаниной за голенищем высокого шнурованного ботинка с медным носком.

Этим же кованым носком злодей, вскочив на край дивана, ударил в оконное стекло, в отверстие, от которого распускалось рваное плетение трещин.

Окно как выдуло шквальным порывом ветра, и бритоголовый господин в белой визитке, с рыжими бородкой и усиками оказался на досках дебаркадера чуть ли не раньше хрустальных осколков…

И что делать с этим внезапным подарком судьбы? Новоглинский исправник, ей-богу, не знал, что и делать. Он к тому моменту только и успел, что впасть в панический ступор и вытянуть «наган» на чёрном шнуре в сторону тамбура. Перевёл его на бритоголового, но поскольку подсказать ему «пли!» или «отставить!» – было некому, так он и не нажал спускового крючка.

Не нажал, а неизвестный тем временем вскочил поверх запертой дверцы в его мирно квохчущий «Fiat-Zero», и тот взревел от удара по акселератору.

Чихая с табачным усердием, исправник валко трусил в сизых клубах дыма за автомобилем и стрелял, пока не закончились в барабане патроны, и пока изящный задок двухместного ландо, скакнув вниз по сходням, не исчез за углом станции.

Тут только, так и не рискнув скатываться по трапу на своих коротких, как набор для холодца, ножках, господин исправник понял, что случилось что-то пренеприятное, что грозит ему не только потерей автомобиля, на который ушли годы службы, но и самой её, службы.

Реплика за спиной только подтвердила самые дурные предчувствия.

– Быстро! Доктора, фельдшера, кого-нибудь! Там ранен фельдъегерь Генштаба!

«И украдены совершенно секретные документы…» – додумал уже сам исправник, с отчётливостью протокола вдруг припомнив «среди похищенного» жёлтый портфель, что первым полетел на двухместный диван угнанного «фиата».

«Всё пропало! Коллежский советник по выходу в отставку тю-тю, гужевой подряд, что собирался выторговать силком у Гуревича, пользуясь властью, тю-тю, – продолжил терзания исправник. – Ах, какая теперь власть? Дай бог, сошлют в становые, только и останется, что земством помыкать. Всё пропало!»

– Что с его рукой?.. – в ту же минуту спросил Кирилл, убедившись, что и до младшего брата дойдут руки у объявившегося на перроне фельдшера.

– Перетяните жгутом. Там сущие пустяки, кость не задета. Вы же военный, сами должны понимать, – скороговоркой пробормотал фельдшер земской больницы, как нельзя кстати собравшийся в губернию за лекарствами.

Какая-то девчонка в расстёгнутом пальто на гимназической форме оказалась рядом.

– Я сейчас. Я перевяжу. Я умею.

Кирилл кивнул – давай, мол, – и шагнул по коридору вслед за фельдшером.

– А тут случай серьёзный. Кишки, знаете ли. Гордиев узел, – сообщил всем желающим слушать земский эскулап.

Это уже относилось к поручику. Его только что вынес из купе жандарм, залитый кровью, как жизнелюбивый рождественский поросёнок, но по-прежнему суетливый и резвый, как тот самый «коммивояжер», роль которого исполнял. И злой.

Кровь, залившую его грудь, едва удалось остановить, натолкав в перебитый нос ваты, а лётчик, заехавший ему локтем «по сопатке», не то что в обморок падать не собирался – «на жандарма ж напал же!», – но даже извиниться не соизволил, отмахнулся:

– Нумер носить надо, конспираторы!

Впрочем, и не до того сейчас. Не до политесов. В распахнутом оливково-зелёном мундире поручика расплывалось на тонком белье тёмно-багровое пятно, густое и вязкое, как и положено внутриполостному кровотечению.

Это было куда хуже, чем обрубок на месте кисти руки, артериально-алый обрубок, высунутый из бельевого льна.

И куда хуже, что вместе с отрубленной кистью фельдъегеря исчез и его портфель.

Её, кисть, впрочем, скоро нашли, по рухнувшей в обморок бабе, прибежавшей на переполох. Не сразу, видать, выскочила рука из браслета, лежала теперь на перроне, тыча в бабу обвинительным перстом. А вот портфель, который кисть сия то придерживала, то рефлекторно поглаживала по коже, – пропал.

– «Флейта». В штаб флота, – «всплыв», в очередной раз, на зыбкую поверхность действительности, простонал поручик особого фельдъегерского корпуса. – Главное – она…