Путь к океану (сборник)

Задолго до света Мартынов поднял людей, велел Ваське плотно накормить людей и собак, из расчета на весь день. Путники тронулись дальше в полной темноте. Мороз к утру вовсе рассвирепел. Люди, за­стывшие за ночь, несмотря на жарко горевший кос­тер, двигались с трудом.

Быстрота движения и короткие остановки на ноч­лег изматывали людей и животных. На пятый день якуты стали ворчать, и старший из них попробовал заикнуться о невозможности такой быстрой езды, но Мартынов страшно вспылил, и якуты притихли.

На одной из ночевок есаул, как всегда, разбудил Василия и приказал поднимать людей в путь. Ден­щик, гулко кашляя со сна, растирал застывшие ноги. Есаул спросил его:

– Что, Васька, ноги, чай, гудут?

– Все разломило, Платон Иванович. Отвык, жи­ром зарос. Цельный день бежать – не на печи ле­жать.

– В Охотск прибежишь, как волк поджарый, а?

– Ваше благородие, дозвольте спросить? – робко сказал Василий.

– Ну, говори, – отвечал есаул, подозрительно глянув в широкое лицо своего верного слуги

– Платон Иванович, мы силы не лишимся раньше время?

– Терпи, Васька! – хмуро ответил есаул, потом, помолчав, добавил: – Нам до Охотска нужно в су­хое тело войти и получить привычку в дороге. До Охотска цветочки, после Охотска начнется настоящее дело. Там сырому человеку погибель. А сейчас мы об­терпимся, обвыкнемся, жиры свои подсушим, потом в Охотске дня два отоспимся и, как птицы, долетим. Понял, дурья голова?

– Понял, Платон Иванович.

– Ну, коли так, ставь чайник на огонь и буди на род...

Собаки, которым доставалось больше всего, нача­ли изнемогать. Уже нескольких пришлось оставить во встречных юртах; взятые взамен, не привыкнув еще к стае, плохо слушались и беспрестанно дрались.

Люди уставали все больше, и ночной сон на жесто­ком морозе плохо подкреплял их силы. А дорога ста­новилась все труднее, – начались горы, знаменитые «семь хребтов» Охотского тракта. Дня за три до уро­чища Аллах-юнь одного из якутов пришлось оставить во встречной юрте. Он совершенно обессилел и обморозил себе лицо. На другой день самый молодой из казаков утром не смог подняться.

– Застыл совсем, ваше благородие. Ознобился, жизни решаюсь, – бормотал он в ответ на брань и угрозы Мартынова.

Пришлось разгрузить одну из нарт, груз спрятали в ветвях приметного дерева, а заболевшего казака, завернув в медвежью полость, служившую постелью Мартынову, положили на нарту и повезли до ближай­шего жилья.

Путь становился все тяжелее. На опасном и труд­ном перевале Юдомский Крест не удалось сдержать одну нарту, и она свалилась с крутизны на дно ущелья. К счастью, на ней ничего не было, кроме со­бачьего корма. Якуты хотели достать хоть груз, но на это ушло бы целых полдня, и Мартынов, махнув рукой, велел трогать дальше. На восемнадцатый день измученные путники очутились в долине реки Охоты, а на двадцать первый день, еще засветло, караван, еле тащась, прибыл в Охотск.. Несколько домов в снежных сугробах, разбросанных на большом прост­ранстве, церковь, амбары Русско-Американской ком­пании и на отшибе – почернелый от времени пали­сад острога Охотского укрепления.

Начальник Охотского порта, высокий, худой ста­рик, не выпускавший изо рта трубки, радушно встретил путников. У него и остановились есаул и его ден­щик, оба почерневшие и похудевшие. Немногочис­ленное население Охотска – офицеры, врач, священ­ник, приказчики Русско-Американской компании – жаждало повидать и послушать человека, прибывше­го с «воли», но начальник порта не принимал гостей, чтобы дать возможность путешественникам отдохнуть и отоспаться.

На другой день Мартынов стал деятельно гото­виться к дальнейшему путешествию, а Василий по данному ему списку отбирал на складе Охотского порта продовольствие и снаряжение.

Вечером у начальника порта собрались гости, и есаул был центром всеобщего внимания. Охотские жители на всю зиму были отрезаны от мира, и толь­ко случайные курьеры изредка вносили разнообразие в их жизнь. Но есаул не позволил себе ни выпить лишнее, ни засидеться допоздна: надо было наби­раться сил. Выступать решено послезавтра.

От Охотска к Петропавловску путь идет на протя­жении трех тысяч верст, огибая побережье сурового Охотского моря. На всем этом пустынном простран­стве в то время было, только два населенных пунк­та – Гижига и Тигиль, в которых можно было по­полнить запасы, но и то в очень ограниченном коли­честве. До Гижиги считалось полторы тысячи верст по безлюдному и дикому охотскому побережью.

В пути только изредка можно было встретить слу­чайную стоянку тунгусов. Здесь гуляла свирепая пурга, набиравшая силу и стужу в огромных пустых просторах застывшего моря. Морозы стояли такие, что с громом, подобным пушечному выстрелу, лопа­лись прибрежные скалы.

Из Охотска Мартынов двинулся караваном из че­тырех нарт. Тунгус Афанасий, сносно говоривший по-русски, и какой-то его родственник, меднолицый, ску­ластый молчаливый человек, отправились в качестве проводников.