Путь к океану (сборник)

Расположившись в тени поднятого кливера, они неистово стучали молотками.

Днем к бригу подошла шлюпка с береговыми офи­церами. Поднявшись на мостик, офицер объяснил, что прислан с просьбой дать имеющихся на борту военно­пленных для работ на берегу: там, ввиду возможного неожиданного нападения русской эскадры, строится форт и нужны рабочие руки.

– С удовольствием, – отвечал старший офицер, – возьмите их, сделайте одолжение. Я сам не знал, чем их занять на борту, а они народ ненадежный, того и гляди сбегут, предупреждаю вас. Особенно один – Семен, отчаянная голова. Позвать сюда русских! – крикнул он вниз.

Через несколько минут все четверо стояли на па­лубе перед мостиком.

– Вот они, – сказал лейтенант.

– Здоровые ребята, – одобрительно отозвался офицер.

– Пойдете на берег с господином офицером и бу­дете работать на постройке форта! – крикнул им вниз лейтенант. – И чтобы работали на совесть! Построже с ними, – обернулся он к офицеру.

Освоившийся с языком Удалов понял смысл фра­зы, а слова «форт» и «работать» были понятны и остальным. Удалов нахмурился и глянул на това­рищей.

– Не годится дело, – вполголоса сказал он. – Форт строить велят. Ведь это против наших.

Старый боцман сдвинул седые брови.

– Не годится! – подтвердил он. – Так и скажи ему, собаке: мол, крепость строить не хотим.

– Так, ребята? – спросил Удалов.

Бледных молча кивнул головой.

Удалов шагнул вперед и сказал, подняв голову и глядя на мостик:

– Форт работать нет! Не хотим!

– Что?! – изумился лейтенант, оглядываясь на офицера.

– Не хотим! – повторил Удалов и, обернувшись к товарищам, сказал: – Садись, ребята, на палубу, нехай видит, что мы всурьез! – И он сел, по-турецки скрестив ноги.

Остальные последовали его примеру.

– Ах, канальи! – рассвирепел лейтенант. – Взять их сейчас, поставить на ноги!

С десяток матросов кинулись поднимать с палубы пленных. Поднялась возня, раздалось фырканье, доб­родушный сдержанный смех. Смеялись и французы и наши. Поднять русских матросов никак не удавалось. Те, как параличные, подгибали ноги, валились на па­лубу.

– Это заговор, господин лейтенант, – с чуть заметкой улыбкой сказал приезжий офицер.

– Ах, канальи! Я их проучу! – Лейтенант закусил тонкие губы. – Принести железа – и кузнеца сюда!

Русские моряки были закованы в цепи и посаже­ны в карцер на хлеб и воду.

Пленных продержали в кандалах два дня.

После этого случая пленные все время оставались на корабле, и старший офицер еще суше и неприяз­ненней относился к ним.

5

Зима в этом благодатном климате прошла быстро, и в конце марта союзная эскадра стала готовиться ко второму походу на Камчатку. Общественное мнение союзных держав было оскорблено поражением, поне­сенным сильною эскадрой союзников при попытке ов­ладеть Петропавловском, гарнизон которого был не­многочислен и плохо вооружен.

На этот раз силы неприятеля были значительно увеличены. На Камчатку шло пятнадцать боевых ко­раблей с общим количеством артиллерии до четырех­сот пушек. Два вооруженных парохода были отправ­лены вперед, чтобы нести дозорную службу у берегов Камчатки.

Однажды по всей эскадре засвистали боцмана, лю­ди пошли ходить вокруг кабестанов[102], корабли оде­лись парусами и, кренясь, принимая крепкой скулой крупную океанскую зыбь, пошли на север.

С этого дня Удалов резко переменился. Он не от­вечал на шутки приятелей-моряков, по старой памяти ожидавших от него острых и метких ответов. По вече­рам, вместо того чтобы, собрав вокруг себя кружок слушателей в уютном уголке, между двумя пушками, восхищать их длинными сказками и историями, он сторонился людей. Теперь, прикорнув у бушприта, он проводил долгие молчаливые часы, тоскливо глядя на север, туда, куда неуклонно шли вражеские корабли. Это настроение Удалова французские матросы быстро заметили и решили, что причиной его было опасение – не заставят ли пленных сражаться против своих. Жозеф и другие матросы успокаивали его на этот счет, но он только безмолвно махал рукой и, не слушая, с тоскливым видом отходил в сторону.

Однажды, когда он стоял у борта, глядя вдаль, к нему подошел Усов. Облокотясь рядом, выколотив трубку, старик помялся, покряхтел, видно затрудня­ясь начать разговор, и наконец решился.

– Ты тово... парень... – сказал он, – замечаю я, ты малость не в себе. Матрос ты боевой, а будто за­скучал, а?

Непривычная ласка зазвучала в хриплом голосе старого моряка.

Удалов молча указал рукой вперед. Кильватерной колонной шли могучие корабли (бриг шел во второй колонне, параллельным курсом). То вздымаясь на крупной волне, то припадая в разломы, корабли пе­нили океан. Высились, вздуваясь, многоярусные баш­ни парусов, темнели квадраты бесчисленных пушечных портов, и от корабля к кораблю бежал белый пенистый след.

– Нда-а! – крякнув, промычал старый боцман.

– Чать, мы русские люди. Душа болит... – глухо сказал Удалов.

Боцман опустил на глаза седые брови и понурил голову.

Заметил настроение Удалова и старший офицер. Однажды во время учебной тревоги он остановил про­бегавшего мимо Удалова и крикнул, щуря глаза в хо­лодной улыбке:

– Семен!