Путь к океану (сборник)

Пеппергорн всю жизнь проплавал в подчинении. Никогда не испытал он власти самостоятельного ко­мандира корабля, и она в конце концов сделалась предметом его самых горячих вожделений. Ему стало казаться, что все дело в том, чтобы перешагнуть этот роковой порог, стать капитаном, – и тогда все повер­нется по-иному и фортуна сама откроет перед ним ларец своих даров.

В российский флот он поступил в надежде, что здесь мечта его осуществится быстрее, чем где-либо. Однако вот уже много лет он тянет ту же лямку.

На «Принцессе Анне» Пеппергорн служил третий год. Это была большая мореходная бригантина о шестнадцати пушках в батарейной палубе. Она была красива и ничем не походила на те безыменные бригантины, что десятками пеклись на Олонецкой верфи для плавания в шхерах.

Хорошо бы для начала стать командиром этого отличного суденышка! Командовал им лейтенант Пазухин, превосходно вышколивший матросов и держав­ший судно в образцовом порядке. Пеппергорн терпеть не мог Пазухина, да и тот весьма холодно обходился со своим помощником, а дружил с третьим офицером, мичманом Аникитою Гвоздевым.

Три недели тому назад Пазухина свезли на берег в жесточайшей горячке. А Пеппергорн давно уже был на очереди к командирской вакансии. Очень хотелось Пеппергорну, чтобы Пазухин не выздоровел и открыл ему путь. Надежда его сбылась: Пазухин умер на бе­регу. Но командиром бригантины был назначен ста­рый, толстый лентяй князь Борода-Капустин, который не умел даже сделать толком запись в вахтенный журнал... Пеппергорн же снова остался помощником. Вот что значит не иметь ни денег, ни протекции! От этих неприятных мыслей лицо Пеппергорна стало еще длиннее и две горестные складки глубже пролегли от носа к опущенным углам рта.

– Шквал с подветра! – закричал часовой на марсе.

Пэппергорн вздрогнул и вернулся к действительно­сти. Он отдал команду готовиться к шквалу.

Тяжеловесный боцман, в рубашке, распахнутой на волосатой груди, и в коротких холщовых штанах под­гонял линьком матросов, стремительно разбегающих­ся по местам.

Лихой и отчаянный марсовый Петров первым взбе­жал по вантам, но под самым марсом оступился, со­рвался и полетел вниз. Рулевые ахнули, Пеппергорн сжал кулаки.

Но Петров упал не на палубу, а на ванты; спру­жинив, они ослабили удар. Он перевернулся в воздухе, еще раз ударился о ванты, ухватился сразу обеими руками за выбленку[103], секунду передохнул, приходя в себя, и снова ринулся наверх, на марса-рею.

Шквал прошумел, пронесся, накренив судно, но не причинил никакого ущерба.

Боцман Иванов просвистал в свою дудку отбой, и подвахтенные матросы сбежали вниз.

Колокол пробил склянки – восемь часов. Наступи­ло время вечерней церемонии – спуска флага.

Пеппергорн отдал команду. Капитон Иванов за­стегнул на груди рубаху, оправил пояс и засвистал «всех наверх». По палубам затопотали десятки мат­росских ног; придерживая шпагу, взбежал по крутым ступеням на полуют коренастый молодой офицер в мундире зеленого бутылочного цвета с красными об­шлагами и отворотами.

Он поднес два пальца к загибу треуголки и хотел рапортовать, но Пеппергорн, не слушая его рапорта, насупясь, пробормотал:

– К спуску флага... – и закончил фразу неясным бурчанием.

Гвоздев бегом бросился на свое место на шканцах, где под строгим и бдительным присмотром Капитона Иванова уже строилась в два ряда команда. Деревян­ные ступеньки трапа заскрипели под тяжестью дород­ного тела, и командир судна, князь Борода-Капустин, ухватясь за поручни, грузно поднялся на полуют. Ве­тер рванул на нем плащ, растрепал локоны большого парика и попытался сорвать с него треуголку. Князь поплотнее надвинул шляпу, оправил парик. Он принял рапорт Пеппергорна и повернулся лицом к флагу, реявшему в воздухе над завитушками огромного кор­мового фонаря, откованного затейливо и искусно.

Он отдал честь флагу, и щуплый, широкоротый трубач грянул зорю.

Широкое, сонное лицо князя оживилось и расплы­лось в неудержимой улыбке. Не торжественность це­ремонии, не быстрота и четкость, с которою команда приступила к ней, не бодрые звуки сигнала, с удиви­тельным мастерством и ловкостью исполняемого трубачом, радовали князя. Его радовало то, что до бо­ли в печени огорчало Пеппергорна: вот он – и командир судна. Почти тридцать лет тянул он тяжелую лям­ку младшего офицера – и наконец достиг...

Капитанство было князю в новинку. Нужно ска­зать прямо, что покойный государь, Петр Великий, не жаловал Митрофана Ильича «за леность, нерадение и неуспех в науках». Он никак не пускал его выше ун­тер-лейтенантского чина, не считаясь с родовитостью князя, но не давал абшида – отставки, стараясь при­учить его к службе. Несколько раз Борода-Капустин имел несчастье ходить в море с царем – и дважды был бит его величеством собственноручно за нерастороп­ность, за ошибки в командах и незнание навигации. Был бы Петр в живых – никогда не видать Митрофану Ильичу самостоятельного над судном командирства. А сейчас он командует бригантиной и под началом у него два офицера.