Путь к океану (сборник)

Отношения между Муравьевым и Невельским пор­тились все больше и больше. Совместные хлопоты по подготовке края к обороне еще сильнее подчеркива­ли разницу во мнениях. Многие распоряжения Невель­ского раздражали властного и самоуверенного генерал-губернатора. Почва для личной неприязни Му­равьева была еще прежде хорошо подготовлена мно­гочисленными врагами Невельского, а разногласия, происходившие между генерал-губернатором и Ген­надием Ивановичем чуть ли не по каждому вопросу, только подливали масла в огонь.

Трагедия в Императорской гавани, происшедшая по вине Буссе, бросала, конечно, тень и на Невель­ского, несмотря на то, что он и его отважные спод­вижники сделали все, что могли, для устранения ка­тастрофы[61]. Однако помощь пришла слишком поздно. В продолжение зимы в Императорской гавани из 12 человек команды поста умерли 2 человека, из 48 человек команды транспорта «Иртыш» умерли 1 офи­цер и 12 человек матросов. Из 24 человек экипажа «Николая I» умерли 4 человека. Таким образом, из 84 человек не стало 19.

Подробное донесение об этом несчастье Невель­ской получил от Бошняка за несколько дней до при­бытия генерал-губернатора.

«Господь бог один знает, – заканчивает Бошняк, – чем бы еще могла кончиться эта печальная драма, если бы Вы не оставили в Императорской га­вани значительного количества муки и крупы, и если бы Вы по получении сведений о таком совершенно неожиданном обстоятельстве – сосредоточении здесь 84 человек вместо 12 – не прислали бы нам хотя и скудного, но единственно возможного количества не­обходимых запасов и оленины, и если бы корвет «Оливуца» не снабдил нас запасами... Прибытие этого корвета оживило нас всех».

Несчастье в Императорской гавани, которое при известном освещении и недоброжелательности можно было бы поставить в вину Невельскому, являлось только поводом для проявления неудовольствия гене­рал-губернатора, которое на самом деле имело более глубокие корни.

Муравьев еще прежде, про себя, решил судьбу Невельского. Подобного рода сотрудник, инициатив­ный, волевой, способный самостоятельно мыслить, не­поколебимый, если считал себя правым, да к тому же еще и имеющий огромные заслуги, способные за­тмить заслуги Муравьева в Амурском деле, был ему очень неудобен. В то время как Невельской, не обращая внимания на грозные симптомы неудоволь­ствия генерал-губернатора, работал не жалея сил, Муравьев писал своему адъютанту Корсакову:

«...Между тем Невельской просит меня не обездо­лить его народом и строит батарею в Николаевском порте на увале, кажется, против своего дома, а не там, где приказано – против входа в реку. Он, ока­зывается, так же вреден, как и атаман: вот к чему ведет честных людей излишнее самолюбие и эгоизм!

...Для успокоения Невельского я полагаю назна­чить его при себе исправляющим должность началь­ника штаба; Завойко – начальником всех морских сил... Таким образом Невельской с громким названи­ем не будет никому мешать и докончит свое там по­прище почетно»[62].

Удивительна снисходительность Муравьева, не от­казывающего Невельскому в честности![63]

Отставка Невельского, своеобразная награда, увенчивающая его замечательную деятельность, была ре­шена. Одно обстоятельство задержало ее: Невельской получил известие, что старшая дочь его Екатерина умерла и жена тяжело больна.

Муравьев проявил достаточно человечности – от­ставка была отложена. Капитан поспешил в Петров­ское.

Вот как пишет об этом новом ударе сам Невель­ской:

«Жену я застал едва только оправившейся от этой потери и тяжкой болезни. Тяжело было нам, родите­лям, видеть могилу нашей малютки на пустынной Пет­ровской кошке! Тяжко было испытание это нам, и без того отрезанным пустыней от всего света, но что делать, – эта жертва, тяжкая для нас, родителей, бы­ла данью исполнения долга, направленного к благу отечества!

С прибытием в Петровское корабля Российско-Американской компании на нем пришел из Аяна брат жены моей мичман Николай Иванович Ельчанинов, которого она не видела более 6 лет. Это свидание благотворно подействовало на жену мою в ее тяжкой горести.

Пробыв трое суток в Петровском, я отправился в Николаевское, чтобы встретить там Н. Н. Муравьева и с ним на шхуне «Восток» осмотреть бар северного фарватера, ибо ввод фрегата «Паллада» в реку более всех меня озабочивал; тем более, что при извилистых лиманских каналах и быстрых течениях ясно было видно, что паровые средства наши весьма были для этого недостаточны».

Остаток лета прошел в работах по подготовке края к обороне.

Муравьев, побывавший в Императорской гавани, познакомился там с Бошняком – ближайшим и дея­тельным сотрудником Геннадия Ивановича. Лейте­нант Бошняк, всю зиму державшийся бодро, сейчас заболел и едва мог передвигаться. Когда миновала всякая опасность для вверенных ему людей и не о чем было больше беспокоиться, нервы сдали и насту­пила реакция.